Абдуллин Андрей Тимерьянович
Буржуйка гл.18-25

Lib.ru/Остросюжетная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пока Мария с Концом света в заднице зависает с Никифором Черных на Гавайях, в Москве восстановлена монархия. При этом из геополитических чисто соображений Мандализа Греч в хорошей компании десантируется в тайгу. Экспедиция!

  ГЛАВА 18
  
  - Что это за люди? - воскликнул шериф.
  - Мои! - отвечал Робин Гуд.
  К тебе они в гости явились, шериф,
  И даром домой не уйдут.
  
  Английская баллада.
  
  - Деда, а может не надо? - Аньку, припавшую в башне к окуляру перископа, слегка поколачивало. - Вдруг она вправду ведьма? Смотри, глазищи какие страшные!
  Глаза Агнессы деду, в натуре, тоже не понравились.
  - Надо - не надо... Тебя не спросили, - буркнул он и, взяв штурвал на себя, втопил педаль газа.
  - Главный калибр, состав четыре - к бою! - скомандовал он. Танк прыгнул через ледяной вал и замер на площади в нескольких метрах от чёрного столба.
  - Мочи! - грянула команда старого зэка.
  - Ля-ля-фа-до! - протявкал на четыре музыкальных тона импульсный водомёт. При каждом выстреле башня поворачивалась на заданные полградуса.
  В итоге на площади никто так ничего и не понял - не успели. Весь передний ряд пёдоровцев - включая 12 апостолов-автоматчиков и двух палачей в красных капюшонах - оказался моментально облеплен с ног до головы какой-то липкой розовой гадостью, быстро схватывавшейся на морозе. Несколько святых, сбитых напором струи с ног, застыли живописными кучками на утоптанном снегу. Оставшиеся на ногах, бессильно дёрнувшись несколько раз, вскоре замерли наподобие гротескных ледяных скульптур. Пока толпа на площади пыталась переварить увиденное, дед Буржуй, не теряя времени, уже доставал из валенка спутницу тревог - любимую финку с наборной рукоятью. Самодельный булат не подвёл - верёвки на Агнессе были перерублены двумя точными взмахами, и полубесчувственная женщина по столбу осела на кучу хвороста. Подхватив добычу подмышки, дед, кряхтя, поволок её к люку. Когда до танка оставалось не больше двух шагов, о. Пёдор, чудом избежавший липкой струи водомёта, очнулся от ступора и, выкатив глаза, ринулся на перехват.
  - Именем Вомбата грядущего! Сгинь, Сатана! Прокляну! - визгливо выкрикивал он, тряся животом и елозя фальшивой бородой. Увидав, что проклятия его не имеют силы над врагом, Первосвященный выхватил из складок одеяния пистолет-пулемёт "узи" - эта штука, как говорили знатоки, будет посильнее, чем "Фауст" Гёте.
  В тот же миг из открытого люка танка высунулась, как чёртик из табакерки, фигурка в белом балахоне с неожиданно чёрным лицом и прицелилась ему в лоб из фантасмагорического ружья.
  - Бесы! - взвизгнул Первосвященный, истерически давя на спуск. Очередь ушла в небеса, никого там, кажется, не поразив. Ибо небеса не разверзлись, когда отец Пёдор, раскинув руки, повалился навзничь. Во лбу его расцвела алая клякса, оросив брызгами снег.
  Через несколько секунд буржуйский танк уже скрылся в клубах взметённой снежной пыли, унося спасённую Агнессу в сторону леса.
  - Дед, ну и чего ты всё со своей финкой - против "узи"-то, - укоризненно ворчал Ванька, чувствуя себя героем дня. - Вот грохнули бы тебя сейчас - и чего?
  - Сто раз уже говорил - говорю сто первый. Нельзя мне огнестрел носить. Не по понятиям. Да что вы понимаете! Беспредельщики, мОлодежь...
  - Где уж нам уж, - обиделся негритёнок, подбрасывая дров в печурку. Анька в это время деловито растирала спиртом окоченевшую Агнессу, не без зависти изучая её роскошное тело, начинавшее потихоньку розоветь. Танкисты расположились на ночлег в заброшенном хуторе в 15 километрах от Дворища. Надо было решать - что делать дальше со спасённой. Дед изредка бросал на неё подозрительные взгляды - "давил косяка". Волчье чутьё старого вора подсказывало, что с этой ведьмой надо держать ухо востро.
  Наутро Агнесса проснулась, как ни в чём не бывало, и наворачивала тушёнку с отменным аппетитом, что не мешало ей поддерживать беседу со своими спасителями, держась нужного тона - рыцарственной благодарности и простоты. Она призналась, что приехала из Москвы, чтобы разыскать Викторию Солнцеву.
  - Что, подружка, что ли, твоя? - небрежно обронил дед, услышав знакомую фамилию.
  - Да вроде того, - расплывчато отвечала Агнесса. - Там в Москве у неё неприятности.
  - Ага, маманю грохнули, - брякнул Ванька. - Знаем.
  У Агнессы дёрнулся уголок рта. О смерти Солнцевой-старшей нигде не оповещалось.
  - Ну, в общем, я хотела её предупредить, что ей грозит опасность. Приезжаю - а тут у вас такое...
  - А что в Москве говорят? - осведомился по-крестьянски дед, закуривая "Приму". - Какие прогнозы? И вообще, что вся эта хренотень значит? Ты ж, я понял, дамочка тоже не из простых - должна быть в курсе.
  - Да я ничего сама толком не знаю. Знала бы - сюда бы не сунулась. Похоже, наверху власть делят. Петин с Медуновым не поладили - а Вика попала под раздачу. Ну, и мы все тут тоже, прицепом. А вы куда вообще едете теперь?
  - Экспедиция! - важно ответил Ванька, но дед под столом выразительно пнул его валенком, чтоб заткнулся.
  - Где твоя Вика Солнцева, мы не знаем. Да нам она и без надобности. Но есть в городе такой авторитетный человек - Бармалеем люди кличут. Он всё про всех знает точно. Ехала бы ты, девка, к нему...
  - А Гоча Махач - это его человек? - Агнесса поняла, что её отшивают, и спешила урвать крохи.
  - Его, его. Он над всеми жуликами смотрящий. В монастыре у него сейчас резиденция. В Зачатьевском.
  Дед достал из голенища валенка топографическую карту и, развернув, ткнул в неё пальцем.
  - До Коминтерна я тебя, так и быть, доброшу. А дальше - извиняй. У нас своя свадьба, у вас - своя.
  На хуторе нашлась для голой Агнессы только шуба из искусственной чебурашки ядовито-зелёного цвета по моде восьмидесятых, розовые лосины с дыркой на самом неподходящем месте, да старые офицерские сапоги. Сердобольная Анька от щедрот уделила ей полосатую вязаную шапочку с помпоном, а дед Буржуй - фуфайку с начёсом, со штампами исправительно-трудового учреждения Љ 8 на груди и спине. В таком трэш-гламурном виде её и высадили на конечной остановке городского транспорта, который давно не ходил. Также за сапогом у неё имелся найденный в сарае обломок косы с обмотанной ручкой, а в кармане шубы - прочная нейлоновая верёвка. Ну, что ж. Как пел бард, это всё. Но этого достаточно!
  
  Посылая Агнессу в поисках Вики в монастырь к Бармалею, Буржуй искренне полагал, что направил её по ложному следу. Оказалось, однако, что это не вполне так.
  Валентин Подлевских, получив по рации сообщение о гибели Глеба, внутренне засуетился. Самое время сейчас брать власть в свои руки, а он тут прохлаждается на бесплатных водяных шоу в качестве почётного пленника.
  - Слышь, господа! Вы, я так понял, поход "Nach Moskau" затеваете, - обратился он за обедом к собравшимся.
  - Типа того, - отвечал Антон нехотя.
  - В конном строю?
  - А что прикажешь...
  - А карта-то хоть у вас есть?
  - Нету, - признался Красков.
  - Ну, тогда давайте договариваться так, - Валентин достал заранее заготовленный разворот листа в клеточку. - Я вам сейчас черчу подробный маршрут, со всеми расстояниями и населёнными пунктами, в пределах области. А вы меня сразу же отпускаете - у нас там в конторе свои проблемы. Лады?
  Антон переглянулся с Викой. Она молча кивнула. Через час работы карта была у Краскова в планшете, а Валентин бодрым шагом направился к припрятанному в лесу в четырёх километрах джипу "паджеро" с полным баком и пистолетом в бардачке. Он повернул ключ зажигания и ухмыльнулся. Карта, которую он им дал, отражала верно всё, за исключением направления. Вместо запада, маршрут вёл на северо-запад, в сторону Мурманска, и окончился бы, случись ещё пара листов в клеточку, на Соловках. Антон - лох, его с Кавказа сюда полгода, как перевели. Схавает. Теперь оставалось разобраться со своими орлами. Деморализованные страшной и позорной гибелью прежнего предводителя, менты согласились на избрание Валентина почти единогласно. Сделавшись главарём, он не стал шить себе бутафорских мундиров и выводить с дамами офицерских романсов. В отличие от Сырнева, Валентин был жестким прагматиком. Он просчитал ситуацию - в городе сейчас имелось две реальные силы, обладающие оружием и организацией - они и блатные. Пришла пора договариваться - и делить власть. Бармалею общаться с ментами напрямую было западло - и тут на арену выступил Икона. Через него Валентин обменялся с Бармалеем рядом дипломатических посланий - "маляв", в результате которых пришли к консенсусу: "Друг друга не мочить, а совместно мочить чёрных". Пока азербайджанцы, армяне и чечены грызлись между собой, решено было передавить их поодиночке. А Вику Солнцеву, как списанный товар, Валентин отдал Бармалею в знак доброй воли - пускай ловит, коли придёт охота. Икона же, гордый своей ролью мирового посредника, перешёл с самопальной "буржуевки" на чистый медицинский спирт - оно и для духовного просветления способнее.
  
  
  
  ГЛАВА 19
  
  Известно ль орлу, что таится в земле,
  Иль крот вам скажет о том?
  Как мудрость в серебряном спрятать жезле,
  А любовь - в ковше золотом?
  
  Блейк.
  
  Центр Москвы по-прежнему сиял миллионами огней, переливался кичливой рекламой, кишел и пузырился дорого одетой публикой - словно и не было никакой оккупации. Да и оккупантами-то этих широко улыбающихся афроамериканских парней в парадной форме морской пехоты США назвать язык не поворачивался. Миротворцы - да и только. Правда, по инструкции ходили они не меньше, чем по трое. И оружие на улице держали снятым с предохранителей - чего греха таить, были эксцессы, были, особенно на окраинах. Но здесь, на хорошо освещённой Тверской, они чувствовали себя хозяевами - острые на язык москвичи уже и кличку для них особую придумали, неуважительную - "хозявки". Среднее между хозяевами и козявками. Потому что, как ни крути, а всё-таки это была оккупация. Четверо дюжих морпехов за соседним столиком, подзуживаемые тремя весёлыми девицами, учились пить по-русски - явно не в прок. У одного водка пошла носом, второй, смахнув с колен проститутку с детским личиком, преувеличенной походкой направился к стойке бара, размахивая пуком новеньких хрустящих "амеро".
  Двое интеллигентных москвичей в отдельной кабинке изо всех сил старались смотреть на них снисходительно - ничего другого им просто не оставалось.
  - Слушай, Платон, ты всегда был самый умный. Выручай! - Максим Стечкин поднял глаза от опустевшего стакана скотча. - Что мне делать? Чувствую, что попал по самые гогошары.
  - Если ты насчёт новых денег, то ответ - нет, - скучным голосом ответил его визави, культовый писатель П.Е.Левин.
  - Да фак оф все деньги мира! - от расстройства Стечкин впал в патетику. - Жопу впору спасать. Мою нежно любимую патриотическую задницу!
  - А что, на неё готовится покушение? - Платон Еремеевич раскусил оливку и прикрыл глаза. Улыбка Будды обозначилась на его длинном лице.
  - Ну ты прикинь, я влип. Сначала этот поц Сырков делает меня главным московским патриотом. Я честно отрабатываю заказ - и тут по Москве начинают разгуливать оккупанты, да к тому же негры. Мои парни ссут кипятком и рвутся в бой - а мне что прикажешь делать? Чувствую, грохнут меня завтра не свои, так наши...
  - А что Изя?
  - Изя не принимает. Хронически занят. Для меня его всегда нет на месте.
  - Изя сам сейчас в панике. Ты знаешь, он заказал мне роман. Готовит отходные пути - хочет стать писателем. Типа политика - это было так, хобби. Обещает отслюнить полмульта новыми.
  - Счастливый ты, Платон... Вечно на плаву. Как дерьмо... Прости. А у меня в кармане - ключ к мировому господству, а я должен прятаться, как заяц, и спасать свою жопу!
  - Насчёт мирового господства - это была, надеюсь, такая фигура речи?
  - Да в том-то и дело, что нет. Слушай, я расскажу тебе всё - а ты скажешь, что мне с этим со всем делать... Любезный! Принесите-ка ещё бутылку виски!
  - А мне зелёный чай, - добавил небрежно П.Е.Левин.
  - Ты знаешь, что такое "Источник вечного наслаждения"? - после глотка виски взгляд Стечкина оживился и влажно заблестел из-под густых бровей.
  - Китайский эротический трактат предположительно эпохи Мин.
  - Как бы не так! Порево - это отмазка для лохов. Тебе известно, что в Ветхом завете зашифрована вся будущая история человечества, с именами и датами?
  - Если только это не очередная еврейская разводка, - усмехнулся Платон.
  - Речь не о том. Чего в таком случае ждать от китайцев, культура которых на порядок древнее и изощрённее иудейской! Каждый иероглиф имеет несколько смыслов. Короче, оказалось, что в этом трактате зашифрован ни больше ни меньше, как процесс управляемого термоядерного синтеза.
  - Холодный термояд? - Платон впервые с интересом глянул на своего собеседника, оценивая возможную степень его вменяемости.
  - В начале пятидесятых эта расшифровка попала из Китая в руки некоего профессора Кулибякина. Ему была выделена лаборатория и штат сотрудников, а для пущей секретности через месяц Берия отправил их всем кагалом за решётку. Там работы продолжались, и Кулибякину удалось открыть недостающее звено - катализатор процесса, названный им, очевидно в свою честь, "элемент Q". Таким образом, он был на грани революционного прорыва в науке. Да что в науке! Ты представляешь себе, что такое холодный термояд? Это не только неиссякаемый источник энергии! Это же возможность превращения любых элементов в любые - при комнатной температуре. Мечта алхимиков! Философский камень, золото из свинца! "Источник вечного наслаждения"...
  - И что стало с профессором?
  - Представляешь, как раз в это время разоблачили Берию, шарашку свернули, а всех сотрудников во главе с Кулибякиным распихали по лагерям общего режима. Поскольку проект был на личном контроле у Лаврентия Павловича, никаких следов в официальных бумагах о нём не осталось.
  - Ты-то как всё это разрыл?
  - Случайно. Кулибякин умер в лагере в шестьдесят третьем - но какой-то ушлый зэк переправил бумаги его дочери. Там у них была любовь, что-то ещё - не суть. Короче, бабанька, перед тем, как двинуть кони, искала, кому передать открытие отца. Ну, а поскольку я считаюсь главным по этой теме - ей рекомендовали меня. Забавная, я тебе доложу, старушенция. В блатном мире когда-то была известна, как Нана Технология.
  - Слушай, Макс, - Платона явно проняло, - признайся, что ты всё выдумал - и я куплю это у тебя для своего романа. Как раз будет, что Сыркову подсунуть.
  - Клянусь - всё правда, до последнего слова. И Сыркову я это уже пытался впарить.
  - Н-да. Изя мудак. Но мудак хитрый. Сейчас он сидит на измене - в полной непонятке. И твой проект мог бы для него оказаться как раз в масть... Слушай, есть идея. - Платон отодвинул от Макса бокал скотча. - До вечера ты больше не пьёшь. Сегодня приём в посольстве Ватикана. Пойдём вместе - у меня приглашение на двоих. Там будет изина новая пассия, известная в узких кругах, как Ларсик. Слыхал?
  - Романовская? Говорят, на ней пробы негде ставить.
  - Что и требовалось в данном конкретном случае, - Левин критически оглядел представительную, хотя и пьяноватую фигуру главного патриота. - На передок она, как слышно, слаба. Твоя задача - прижать мадам Романовскую в укромном уголке - и в перерыве между нежными лобзаниями убедить её передать твой пакет папику. Справишься? А я со своей стороны пропиарю ему при встрече, что это круто. Ну как, берёшь в долю?
  В это время условная перегородка кабинки, где они сидели, треснула, и на их столик спиной влетел здоровенный негр в американской форме.
  - Получи, пиндос, гранату! - раздался торжествующий боевой клич из общего зала. Тут же послышался грохот переворачиваемых стульев и глухие удары. Макс со злорадным удовлетворением разглядел сквозь пролом, что бой идёт стенка на стенку, и оккупантам приходится туго. Негр, встряхнувшись, поднялся со стола и взял в чёрную лапу опрокинутую бутылку скотча.
  - "Джонни уокер", - он с удовольствием приложился к горлышку. Потом сфокусировал мутный взгляд на сидящих за столиком. - Факинг джюз! Хеар эгейн факинг джюз! * ( Сраные жиды. И здесь сраные жиды.)
  -Ты! - Стечкин, задохнувшись, вскочил со стула, - Бабуин пиндосовый...
  Он не успел договорить - огромная чёрная лапа с розовой ладонью схватила его за лицо и отшвырнула об стену. Макс на секунду потерял ориентировку - и тут Платон Левин, продолжавший сидеть с невозмутимым видом, вдруг крикнул:
  - Поберегись! - и выплеснул горячий чай из своей пиалы в лицо оккупанту. Негр зажмурился, и тут Платон, ухватив со стола стальную двузубую вилку, коротким выпадом вонзил её в солнечное сплетение врага. Негр заревел и рухнул под стол - болевой шок. Левин, дёрнув Стечкина за рукав, ломанулся на выход - но дорогу им уже преградил другой морпех - латинос с узловатой мордой наркодилера. Увидев своего коллегу корчащимся под столом, он ни слова не говоря, выхватил из кобуры армейский "кольт-45" и приставил ко лбу Макса.
  - Хэндз ап, бэйби! Ю ту, - он повёл стволом на Платона. Потом закатил глаза куда-то под низкий лоб и рухнул на пол всей тушей. Молоденькая проститутка с детским лицом удивлённо рассматривала разбитую об его башку квадратную бутылку из-под виски, зажатую в кулачке.
  - Бежим через кухню! - скомандовал Левин, увлекая её грубо за руку. Макс ломанулся за ними. Они, опрокидывая кастрюли и ящики, выбежали на двор, и через секунду уже джип Стечкина увозил бойцов спонтанного сопротивления узкими московскими переулками.
  - Как тебя зовут? - спросил Платон дрожащую в своих минималистских тряпочках девушку.
  - Маргоша. А вас я где-то видела. Вы не из шоу-бизнеса?
  - Почти угадала, - отозвался из-за руля Макс. - Сегодня ты спасла светоч русской литературы. Этот мудак с лошадиным лицом - Платон Еремеевич Левин. Можешь попросить у него автограф.
  - Литерату-ура! - разочарованно протянула Маргоша, кладя голову на плечо светоча. - Со школы ненавижу.
  Платон нежно обнял её и поцеловал за ухом.
  
  
  
  ГЛАВА 20
  
  Страшная, тёмная история... Мимо, читатель, мимо!
  
  И.С.Тургенев.
  
  
  Солнце над снежной равниной уже стыдливо жалось к земле и подозрительно краснело, хотя командирские часы Краскова показывали только полпятого дня.
  - Долго ещё? - бесцветным голосом спросила Вика, растирая рукавичкой обмерзающее лицо.
  - Если верить карте - через пару километров будет село Маракуево, - отвечал, бодрясь, Антон. Маленькая кавалькада из трёх всадников прибавила шагу. Гоча, было поотставший на своём сивом мерине, заколотил пятками по его бокам - хотя, в общем-то, без особого результата. Кони, как и люди, порядком выдохлись. Нынче утром Махач решительно заявил, что поедет с Викой и Антоном в Москву - не оставят же они его замерзать на даче, в натуре. На что Вика состроила презрительную гримаску и ответила нелицеприятно:
  - В натуре бывает в прокуратуре.
  - Мамой клянусь, от меня вам только хорошо будет, - ударял себя в грудь Гоча. - Да у меня в Москве такие связи! Девушка моя в Кремле сейчас, Ларисо! И вообще все меня везде знают, со мной дорога у вас будет - как пух!
  Вика глянула в честное лицо Краскова, на котором гуманизм продолжал бороться с подозрительностью, и сама приняла решение:
  - Ладно, собирай барахло, мосье Шарикадзе! Берём тебя с испытательным сроком - до первой лажи. И имей в виду: шаг влево - расстрел на месте. Расстреливать буду лично.
  В спорных случаях Виктория привыкла доверять собственной интуиции - пока не подводило. И вот они ехали втроём - в направлении Соловецких островов, с каждым шагом всё удаляясь от старого Московского тракта, и ни сном ни духом не подозревая о гнусном предательстве недобросовестного картографа.
  Наконец из-за косогора показались дальние печные дымы, подымавшиеся ярко-розовыми столбами на фоне алого закатного неба. Путники с облегчением пришпорили коней. Подъехали к первой с краю жилой избе, и Красков, спешившись, заколотил в запертые ворота.
  - Ничего уже нету, люди добрые. - раздалось со двора озабоченное старушачье квохтанье, - Всё пограбили, ехайте себе мимо.
  - Да нам бы заночевать только, мать. Мы заплатим. Доллары у нас, настоящие.
  - А вчерась уже дезертиры последнюю курицу свели со двора. Ничего нету, милые. Вы вон к Коковихиным бы ехали - у них и самогонка, и мясо там, мол, за баней зарыто. Олигаторы здешные, почётные пенсионеры, депутаты - мы всем селом к ним гостей направляем. У них даже радио иногда ловит...
  
  Старик Коковихин, кряжистый хитрован с серенькой бородкой, тут же впустил на двор. Бравый вид Вики, перепоясанной поверх куртки двумя патронташами, с двустволкой за плечами, а также Краскова в ментовском бушлате при кобуре, похоже, вмиг снял лишние вопросы.
  - Что, старый, переночевать у тебя можно?
  - Ночуйте, чего там, места хватит, - отвечал Коковихин, - Неспокойно только у нас...
  - Дезертиры? - вспомнила старушкино лопотанье Вика.
  - И они. И так себе тоже всякие...- хозяин, по ходу, явно чего-то не договаривал.
  - Ладно, разрулим, - Антон, привязал коней и первым прошёл в жарко натопленную горницу.
  - Валяй, собирай на стол, отче наш. Да не боись, заплатим за всё доллАрами, - высунулся из-за его спины Махач.
  - А денежки, уж вы меня извините, я вперёд попрошу! - засуетился Коковихин. Вика, расстегнув дорожный баул, позаимствованный ею в порядке компенсации у сбежавшей Агнессы, деревянными с холода пальцами отделила от пачки двадцатидолларовую купюру. Старик, понюхав, жадно сгрёб её в кулак. Вмиг на столе образовалась мутная бутыль и блюдо с перекисшей капустой, а из кухни чем-то весьма ароматно зашкворчало.
  - Бензинчику вот не желаете ли? - принялся радушно разводить богатых гостей почётный пенсионер и депутат.
  - Эх, где ж ты вчера-то был, дедка! - вздохнул Красков. - А сейчас разве только овса коням.
  - Овса - это мы мухой. Ещё могу предложить что - соли, табачку, патрончиков под Макарова недорого?
  - Патронов штук полста возьмём, - кивнул Антон, - Да, и сигарет блоков шесть. А лучше восемь... Соли тоже кило.
  Деловой старик, довольно мурча себе под нос нехитрую кулацкую арифметику, скрылся в сенях. Вика отслюнила от пачки пару стольников и передала Антону.
  - Бери там на всё. А мне только семечек.
  - ? - Красков безмолвно воззрился на королеву гламура.
  - Семечек с солью. Что ещё тебе неясно?- Вика капризно топнула на него чьим-то чужим - Машкиным, что ли, одетым впопыхах по случаю и отвратно немодным сапогом. И тут вдруг на её глаза навернулись слёзы. Вика вышла по стеночке на крыльцо и присела. Ох, сука! Что это - неужели залёт?- она подставила лицо под холодный ветер. Тогда, в автобусе, контрацептивы вывалились из разрезанной Махачем сумочки вместе со всем барахлом...
  - Бля! - прошептала она в умирающий за лесом закат, - Бля, Господи, ну за что?
  Тут до неё донёсся негромкий и, по-видимости, условный стук в ворота.
  - Отворяй, что ли, Михайла! - провозгласил басовитый женский голос.
  Вика инстинктивно отступила в густую тень за косяком. Успела разглядеть, как хозяин, приоткрыв створки ворот, впустил тяжело гружёные, запряжённые жирной бабою сани.
  - С уловом никак нынче, Гюзель Карловна?
  - Разгружай - это в холодную клеть, а стволы сразу в подполицу. На нижнем, погляди, дублёнка вроде как турецкая. Дырки я зашью после. Унты тоже...
  - Да. Дублёнка - хорошо. А у нас, понимаешь, гости. Городские - мент, и с ним ещё двое. Девка, по ходу, беременная.
  - С ментами у нас мир, Михайла. Так что нет. Нет и нет. Утром отпускаем на все четыре стороны. Накормил ты их?
  - За обе щёки наяривают. Свежатинки из клети я им с лучком потушил. Зелёными расплатились, Гюзель Карловна. Много у них зелёных-то, много. Лошадям ихним я, значит, овса дал, а им самим - нашего самогону. Уснут покрепче с морозу - а там их и со Христом благословясь...
  - Нельзя! Даже не думай, Михайла. А ну-ко, взяли! - скомандовала женщина, - ты прихватывайся там за ноги, ну а я за воротник. Да не суй, не суй пакшу-то в карман евонный. Чай, Гюзель Карловна не дурней тебя будет! - она похлопала себя по пухлой кондукторской сумке, болтающейся на её жирной шее. Вика на цыпочках прокралась обратно в сени - и не смогла преодолеть приступ тошноты. Выблевала сразу же всё - прямо на висящий в углу хозяйский зипун.
  
  - Платон... Имя какое у тебя глупое, - Маргоша, в обнимку с П.Е.Левиным, потихоньку оттаивая, блаженствовала на заднем сиденье стечкинского джипа. - Нас по городу уже ищут - ты в курсе?
  - Видеонаблюдение сработало? - отрешённая полуулыбка Будды не сходила с лица культового писателя по мере того, как рука его нежно теребила тайные прелести своей спасительницы. Маргоша в ответ лишь по-кошачьи щурила детские глазки.
  - Однако же, ну ты и поц! Кто просил втыкать в этого негра вилку! Ну - кто? - не выдержав, крикнул назад с водительского места Максим Стечкин, выруливая на Садовое кольцо.
  - А ну - цыц! Сейчас через три квартала свернёшь налево, второй особняк - там ещё эти швейцарские гвардейцы в дрянных шляпах на входе. Это и будет Ватикан.
  - Платон! Ты чудище! Ты меня подставил! Так круто ещё никто меня не подставлял. Да ведь ладно меня - и себя, и вот её! Для чего? За нами ж теперь охота объявлена по Москве - мы террористы. А это, между прочим, военно-полевой суд и вышка! Мудень - вот ты кто после этого! -
   Максим отчаянно притормозил у входа в посольство.
  - Прости меня, милая, - Платон Еремеевич нежно поцеловал Маргошу в щёчку, - Сейчас я всё брошу и накричу на него!
  - Да насри - это же шут гороховый...
  - Хм... Как ты сейчас сказала? Гороховый? - Платон, сняв с неё руку, вдруг расхохотался и искоса сбоку оглядел профиль перетрусившего Максима. - Гениально. Он - гороховый!
  - Ладно. Я уже пойду, - девушка оправила на себе юбчонку и ужом выскользнула из машины.
  - Постой! Куда? Ну, да впрочем...- Платон Еремеевич прикрыл глаза на секунду - Маргоши за окном уже не было.
  - Да, так вот, мосье Гороховый! Теперь моментально сбрасываешь с себя оковы собственной значимости. И, поскольку юридически мы оба с тобой уже трупы, - соответственно, имеем полное право взойти к престолу наместника Всевышнего, - с этими словами Платон протянул проходку на два лица озябшему швейцарскому гвардейцу на входе. - Рукопись профессора, надеюсь, при тебе?
  Макс нервно хлопнул себя по карману. Левин прошептал что-то швейцарцу, тот щёлкнул каблуками и взял алебардой "на караул".
  - Господа Платон Левин и Максим Стечкин! - провозгласил ливрейный лакей, распахивая лепные золочёные двери в залу.
  - Ого, неужто сам Платон Левин? Это круто. Я сейчас его проведу к вам, господа! Я читала - гений, ей богу, конкретный гений контргламура! - проворковала Ларсик. Сегодня она была в длинном платье с весьма рискованным разрезом от "Армани". Евробездельники вежливо переглянулись с приличествующим случаю пиететом - мало ли, что там ещё у неё нынче за Левин. Сырков, как всегда, задерживался в Кремле по делам, и юная фаворитка ощущала себя на коне - не зря же штудировала наизусть страницами глянцевые журналы с Викой Солнцевой у себя в Коминтерне. Так что теперь - она подмигнула себе в зеркало, - пожалте бриться, битте шён, мамзель, на евроэпиляцию. Жизнь - удалась!
  - Платон Левин! А мы вас так ждали. Представьте же нам своего спутника - он так интересно молчит! Не иначе, задумал теракт против хозявок? - Лариска растянула губы в покровительственной улыбке - но тут же не выдержала и шпанисто подмигнула напряжённому Максу.
  - Или господин Стечкин имеет какой-то особо секретный план по спасению отечества?
  - Господин имеет, - весомо ответил за Макса П.Е.Левин, соединяя тайком их левые руки под столиком с закусью. Правда, господин несколько скромен, уставши...
  - Имею, - Макс, заглотив залпом бокал шампанского, приложился мокрым ртом к правой ручке юной фаворитки. Пальчики её левой в ответ под столом слегка поскребли ноготками по его ладони.
   - Всё имею. Вот только совсем я не скромен, это Левин вам соврал. -
   Макс на долю секунды прижался к податливому горячему телу фаворитки, увлекая её за колонну.
  - Идём уже, или что? - Максим понял, что с ней можно сейчас быть грубым - и не ошибся.
  Госпожа Романовская, слегка кивнув ему, проследовала величественной походкой в сторону лестницы наверх, щедро раздаривая на ходу гостям жеманные улыбки. Макс, выдержав дистанцию, устремился за нею следом.
  
  
  
  
  ГЛАВА 21
  
  Du, Lumpenmamsell!*
  *(Ты, шлюха!)
  
  И.С.Тургенев.
  
  
  
  - Винни, Винни! Толстый какой у тебя! Теперь буду Медведом тебя называть...Ух ты! Уау! Йес-с! Ну ты ваще!
  - Ларсик, ма шер! Гадкая девочка! - Максим последние четверть часа только имитировал страсть, однако злодейка всё не унималась. Так они ещё и барахтались бы в недрах парчового дивана а-ля Луи-Филипп - если бы не гонг.
  - А вот - кажется, к ужину звонят! - приободрился Стечкин.
  - Уау! А я ведь сижу за столом по левую руку от самой госпожи Скандалли! - Лариска моментально вспорхнула с дивана и принялась наспех охорашиваться.
  - Я очень страшная? Только говори правду. Ничего кроме правды, слышишь?
  - Божественная! - Максим протянул к ней растопыренные волосатые пальцы.
  - Так целуй же меня прямо туда, гадкий ты Винни-Пух! Медведка!
  Макс, внутренне матерясь, подполз на коленях и, обхватив её за стройные ягодицы, принялся елозить лицом по ажурной глади чулок, поднимаясь от колен - и потом, как в старой песне поётся: "Всё выше, и выше, и выше..." Кружева...Всякие там резинки, подвязки...И вот - ах, боже ж ты мой...
  - А-ах! - пропищала в ответ Ларсик, вжимая в себя, как вибратор, его курчавую небольшую голову.
  - М-м-м... Да уж, однако... А Изяслав Ильич будет сегодня? - пробухтел Максим куда-то туда - вглубь её алчной промежности.
  - Фу ты, как щекотно! - захихикала фаворитка. - Спроси ещё раз, а то я не расслышала.
  - Вот! - он извлёк из заднего кармана брюк смятую распечатку. - Передай это Изе, пожалуйста!
  - Ну да, я, конечно, передам, - она скорчила обиженную гримаску и спрятала бумаги в сумочку, - А мы-то с тобой когда снова увидимся?
  - Ларсик! Мы с тобой теперь скованы одной цепью, - Максим кивнул на исчезнувшие в недрах её модной сумочки бумаги.
  - Это будет отныне наш с тобой пропуск в рай для двоих. "Баунти", "Севен ап"... Всё как в телевизоре. Ну, ты меня понимаешь?
  - Я чо, дура? - огрызнулась по-коминтерновски Лариска, оправляя трусы. - Сказано - передам. А счас - тебе на выход, жирный мишка! Фак оф!
  - Мадмуазель Романовская, все ждут только вас! - лисья физиономия лакея в дверях сочилась елеем, в то время как Макс кланялся и удалялся, про себя тихо плюясь.
  Ужин в посольстве был накрыт для избранных персон и прошёл, как водится, скучновато. Блаженствовала, похоже, из приглашённых одна Лариска. Её Преосвященство госпожа Скандалли изволила несколько раз несмешно пошутить по поводу политкорректности и опостылевших всем на свете принципов американского парламентаризма. Толстый индийский посланник господин Сиджап распинался в любви к русской матрёшке, как символу многоуровневого непознаваемого Ничто, а чахлый пакистанский генерал Иди Насри стрелял в Лариску то и дело чёрными глазками-бусинками из мешковатых складок век и изредка сокрушённо цокал языком. Совсем, как Гоча в Коминтерне - короче, скука смертная. Хотя и круто - Ватикан! Наконец гости откланялись, и фаворитка хотела было также отдать хозяйке разученный накануне перед зеркалом реверанс, как вдруг госпожа Скандалли слегка поприжала её в дверях и ухватила за локоток длинными пальцами.
  - Ларсик! - голос папского легата оказался низок и бархатист.
  - Да, Ваше святейшество? - Лариса почувствовала, как сладостное тепло, поднявшись снизу вдоль позвоночника, властно теснит грудь, охватывает тело, заставляя опять дышать часто и неровно.
  - Петра... Для тебя я буду просто Петра... - их губы как-то вдруг сами собою соединились.
  - Идём в спальню! От тебя так сладко пахнет, Ларси. Ты ведь только что... Да? - пальцы Её Преосвященства как бы невзначай удалили с верхней губы девушки прилипший курчавый волосок Максима.
  - Ну да, Ваше святейшество... Петра...
  - Погоди, моя сладенькая... Вот чистый кокс, это только для нас с тобой. Вдыхай резко, одной ноздрёй. Вот так, смотри и делай, как я... Ну, ещё! А теперь иди ко мне...
  Потом она спала на кушетке Людовика может быть Четырнадцатого, а то по ходу и ваще Восемнадцатого, и некто сквозь сон опять нежно ласкал её, что-то нашёптывая на ухо. Ангелы... Или... Гоча приснился только под утро - и она тут же села, как подброшенная. Господи, что я делаю здесь вообще! Изя! Или Гоча... Нет, Максим. Как есть, Максим. "Источник вечного наслаждения". Да нет, это же Петра! Петра? Или Гоча...Ах, ведь надо всех любить! Всех! Бог - это любовь, - и Лариска вновь погрузилась в сладостное забытьё...
  
  - Сэр Борофф!- голос Её Преосвященства госпожи Скандалли в трубке был напряжён, - русские закопошились - и вновь в своём амплуа!
  - Ах, Петра! Наконец-то я слышу ваше прелестное контральто! - сэр Эфраим почесал любимого трансгена за розовым ушком и откинулся в инвалидном кресле. Слон Ганнибал сполз с его пухлых колен и, недовольно фыркая хоботом, проковылял к выходу.
  - Так что у нас опять эти жуткие русские? Рашен - сам себе страшен? Опять желают всё отобрать и поделить? Я угадал? "Смело, товарищи, в ногу? В руку, и в жопу, и в рот?"
  - Сэр Эфраим! - в голосе Петры зазвучал металл. - Или вы будете сейчас слушать меня, или же...
  - Или же что? - усмехнулся в трубку старик.
  - Или же вы в очередной раз будете слушать только себя, и как следствие, облажаетесь. Извините, сэр.
  - Уже извинил. "Valyay, nayarivay!" - так, кажется, это по-русски?
  - Сэр, русские открыли холодный термояд.
  - Ну, наконец-то. Мы тоже... Ну, то есть наши разведчики когда-то тоже его открыли... Если не ошибаюсь, в пятьдесят первом. К счастью, весь этот элемент "Q" оказался дутым пузырём. Нет его в природе. Повышайте общую грамотность, Петра, и не треплите вы себе нервы по пустякам. Что там с царским троном? Есть кандидатура?
  - Сэр, я тут подумала... - Петра, мысли которой были заняты вовсе не тем, вдруг переглотила слюну и неожиданно для самой себя отчеканила:
  - Есть, сэр! Как не быть.
  - Ну, я доверюсь вашему вкусу, монсиньора. А что, принцесса эта - хорошего рода? ( Откуда он знает, что принцесса? Хренов паралитик! - пронеслось в голове Петры.)
  - Именно того самого, как вы заказывали, сэр. То есть от морганатического брака. Княжна Романовская. Лариса Ярославовна. Они там незаконнорожденных всегда писали на "...ский", эти Романовы-Голштейн-Готторпские. С родословным деревом всё у нас, похоже, будет "чики".
  - Ну, вот и хорошо. Работайте, Петра! И не грузитесь, во имя всего святого, этим несуществующим элементом "Q".
  - Да, сэр! Ну, а если всё же допустить... Просто допустить, что "Q" - вопреки логике - существует? Тогда ведь всё наше - абсолютно всё - летит псу под хвост! Нефть - на хер никому не нужна. Золото - на хер. У всех его, как говна за баней. И у нас вообще ничего не остаётся. Ни-че-го! Никаких инструментов влияния, вообще! Мы все - и Орден, и Комитет - мы все остаёмся с голой жопой на морозе. Тысячелетняя работа отправляется в помойное ведро... И русские...
  - Хм... - сэр Борофф замешкался. - Ну хорошо. Если это всё-таки миф - то миф явно вредный. Замять его дело нехитрое. А теперь попытаемся изнасиловать наш мозг и допустим - в порядке бреда - что холодный термояд - не миф, а жуткая реальность. И что элемент "Q" существует. И что русские до него допёрли. Так, пока в качестве гипотезы. - В трубке повисло тяжёлое молчание.
   -М-да, умеете вы озадачить старика, монсиньора. Тогда нужно выскабливать всё это до дна - и хоронить глубоко. Совсем глубоко. Хоть в аду! Где, говорите, находилась лаборатория покойного Кулибякина?
  - Бывший Вятлаг, объект ХА - 063. Замутнинский район, северо-запад К. области. Там на триста километров кругом ни наших войск, ничего вообще. Дикое поле, тайга. Взвод морпехов послать, я полагаю - и всё.
  - Морпехов...- раздумчиво произнёс сэр Борофф. - Взвод ниггеров - неизбежная огласка. А кто раскопал всю эту поганую ботву?
  - Некто Максим Стечкин. Лидер национал-патриотов. Левин Платон, писатель, тоже в курсе, кажется. Я полагаю, обоих нужно отравить.
  - Ваше Преосвященство! - сэр Эфраим в возмущении поднял брови, - Обрыдли уже ваши венецианские фокусы! Пфуй! - он на секунду задумался и дал розовому слону обслюнявить свой указательный палец.
  - А что, если мы этого Стечкина и пошлём в экспедицию? У него же, как я слышал, проблемы с оккупационными властями - думаю, он рад был бы на время скрыться из Москвы. И Левина с ним до кучи. Это ж золотое перо России, нельзя таких парней травить, как клопов. Пускай лучше оба поработают на нас втёмную. Они же патриоты своей страны, так я понял?
  - Сэр, я не знаю... - ошеломлённая напором его мысли, госпожа кардинал несколько стухла. - Вы хотите честный ответ?
  - Петра, радость, когда между нами было нечестно?
  - А если честно, сэр, я и сама, кажется, скоро стану русской патриоткой.
  - Ай, молодца! - Борофф вскочил с инвалидного кресла и принялся бегать раздражённо по кабинету. - Дура ты, Петра, вот что. Ну, да ладно. Стечкин, Левин - всех этих евреев пошлём-ка мы на патриотический подвиг. Бабу им ещё до кучи не помешало бы...
  - Бабу? - задумалась на миг Петра. - Бабу-то мы сочиним. А для чего им баба?
  - Да просто, чтобы не скучали! - ухмыльнулся сэр Эфраим.
  
  - Ритку выводи, старый! Хорош таблом щёлкать - конец света прощёлкаешь!- заколотил с утра в вагонную дверь путейский сутенёр Щитов.
  - Чего колотишься, мудень? Спят ещё девки, - прошепелявил начальник вокзального гарема евнух Олегович.
  - Чего... Чучело-мочало! Ритку на выход!
  - Что такое? - детское помятое личико Маргариты выглянуло из окна ржавеющего на запасных путях Казанского вокзала купейного вагона - ещё неумытое и ненакрашенное. Она сразу всё поняла.
  - Тебя тут, - Щитову самому стало погано от своей искариотской роли. - В общем, ты не поминай меня лихом, Марго. Прощай, вон те двое в штатском - за тобой...
  Маргошу приняли под локти и грубо загрузили в длинный лимузин. "Интересно - пытать сначала будут - или сразу?" - она исподлобья оглядела внутренность машины.
  - Вот и встретились три одиночества! - на неё, смеясь, смотрела из глубины салона длинная физиономия П.Е.Левина. Рядом барственно развалился на сиденье Стечкин.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ГЛАВА 22
  
  Тогда плясунья-фея покинула орех.
  С тех пор малютка Мэри не ведает утех.
  Её пустым орехом сам дьявол завладел.
  И вот с протухшей скорлупой осталась Мэри Бэлл.
  
  Блейк.
  
  
  Как и предполагали отцы-основатели проекта "True exchange", в 51-й штат ломанулось особенно много мирового финансового отребья. Поближе к пальмам - подальше от начальства. Впрочем, к их прибытию, как сумели, подготовились заранее - так что мест хватило.
  Четвертый барак - "колумбийский" - представлял собою лёгкое бамбуковое строение длиной метров сто, разделённое бамбуковой же переборкой на две секции - мужскую и женскую. Двор для прогулок, впрочем, был общий, обтянутый по периметру множеством рядов колючей проволоки под напряжением. По углам имелись пулемётные вышки с прожекторами - больше для порядку. Куда им, этим факин бэстардз, бежать - без денег-то?
  На одном конце двора имелся колодец. На другом - за кустами были оборудованы выгребные ямы "М" и "Ж". И робкие колумбийки были несказанно удивлены, когда молодая русская сеньора почему-то пристроилась рядом, под раскидистым фикусом, начисто проигнорировав комфортабельное очко.
  - Религия не позволяет! - буркнула в ответ на их любопытное шушуканье Мария Чубак на ломаном испанском. После этого русскую оставили в покое, и она продолжала ходить под фикус все дни заточения. А ночью прокрадывалась туда и что-то искала среди подсохших за день продуктов своей жизнедеятельности.
  - О, Санта Мария дель Сан-Феличе! - шептались набожные колумбийки, возводя очи горе. - Какие у этих русских чудовищные верования!
  Здесь, чтобы читатель не подумал чего лишнего, следует разъяснить эти странности поведения Маши Чубак, равно как и то, почему она сошла с трапа самолёта с такой маленькой сумкой. Ведь её состояние после смерти отца уж никак не уступало трудовым накоплениям Никифора Черных! Всё дело в том, что главным семейным сокровищем, в которое покойный младореформатор Тимур Чубак вложил добрую часть наворованного, был знаменитый чёрный бриллиант под загадочным названием "Конец Света". Приобретён он был по случаю у старика Иуды Доярского, Бориного отца, как только поползли первые слухи о возможном крахе долларовой пирамиды. И теперь Маша, попав вместо курорта в лагерь для перемещённых лиц, перед обыском торопливо проглотила эту священную реликвию тамплиеров. Рентгеном, слава богу, здесь не просвечивали. В байки о таинственной внеземной мощи чёрного кристалла она, разумеется, как дочь мёртвого экономиста, ни на цент не верила. Но восьмизначная цифра, в которую алмаз был оценен в справочнике "Де Бирс", её, как дочь опять же экономиста, воодушевляла. Оставалось теперь любой ценой спасти и сохранить неправедно нажитое достояние...
  Но вот как-то ночью, отмыв его в очередной раз у колодца и готовясь проглотить обратно, она неожиданно была поражена пурпурным мерцанием, исходившим из глубины кристалла. На душе у Маши стало неожиданно погано и жутко - казалось, этот красный отсвет таит в себе некое тайное грозное предзнаменование. Но тут сзади послышались чьи-то осторожные шаги - и она резво, как бурундук, сунула реликвию себе за щеку...
  Соседи-колумбийцы оказались на поверку не так страшны, как их обыкновенно малюют. В первый день, правда, несколько низеньких кривоногих мачо, пошептавшись между собой, взяли их с Ником в кольцо и принялись оттеснять к зарослям благородного лавра. Бросая при этом мрачные, знойные взгляды кто на Машу, а кое-кто и на Никифора. Но губернатор, в котором к третьему году "кормления" наросло никак не меньше ста двадцати кило живого веса, лениво сунул одному недомерку в рыло, другому в пузо, и хлипкая наркомафия дрогнула.
  - Так-то, падло! - Машка нагнулась и воинственно подняла над головой увесистый мохнатый кокос.
  - Вы изволили ко мне обратиться, сеньора? - из зарослей показался вальяжный латинос в тёмных очках и белом тропикале, на полголовы повыше предыдущих. В жёстких складках его лица читалась сквозь напускную любезность неумолимая гордыня индейского касика. Машка с кокосом глянула на него недоумённо.
  - Поздольте рекомендодаться, дон Падло де Гаспачо, - прошепелявил индеец, обнажив в улыбке вместо передних зубов какие-то кривые пеньки.
  - Вы улыбаетесь? Действительно, забавно. Они были бриллиантовые - все зубы, можете себе представить. Когда меня взяли, я выбил их кирпичом и спрятал себе в задницу. Теперь не могу выговорить даже собственное имя. Зовут меня Падло. Пад-ло! - чем больше он старался, тем забавнее у него выходило, и Машка, давясь от смеха, опустила кокос.
  - Зовите меня Мария. Просто Мария. А это - мио амиго, Ник. Мы русские! - Мария Тимуровна владела испанским в пределах женских телесериалов.
  - О! - принялся горячо жать им руки сеньор Гаспачо. - Россия - я давно гляжу на неё с любовью! Это такой рынок! Такие головокружительные возможности!
  При более тесном знакомстве выяснилось, что дон Падло, - будем для ясности называть его так же, как он сам, - колумбийский наркобарон, входящий в первую десятку глав картелей. Приехал сюда, как и все - менять чёрный нал. Ну, не беда, что здесь приняли - сидеть ему не привыкать.
  - Одно жаль - дома остались две дочки на выданье. Две красавицы - Кончита и Пердита, как они там без него! - расчувствовавшись, мафиозо полез за фотографиями. Никифор хрюкнул в кулак, но быстро сделал вид, что закашлялся. Машка же хохотала уже без стеснения.
  - А теперь я хочу сына, - продолжал распинаться Гаспачо, явно к чему-то клоня. - Жена моя уже старуха - женщины у нас почему-то очень быстро стареют. Вы такая весёлая сеньора! Вы мне сразу понравились. Поехали со мной в джунгли - родите мне сына! Назовём его Базилио - в честь дона Петина. Осыплю вас золотом с ног до головы, как травой! А его - он кивнул головой на Ника, - его мы не забудем. Сделаем главным надсмотрщиком. У меня на плантациях без малого полторы тысячи рабов. Но такой здоровый кабан - я понял, он сумеет с ними поладить.
  - Вам хочется, дон Падло, чтобы и я через год стала старухой? - кокетливо щурила глаза Машка, а Никифор от таких раскладов заметно напрягся - он тоже слегка приволакивал по-испански.
  - Ничего, не дуйся, толстяк! - отечески похлопал его по плечу дон Падло. - Будет время всё обсудить. А сейчас главное - выбраться отсюда. Будем держаться вместе - и вас со мной никто не тронет. Слово Гаспачо!
  Выпустили их так же внезапно, как и взяли - на девятый день. Обошлось без формальностей - ничего не объясняя, просто объявили фамилии и, сверившись с компьютером, молча швырнули чемоданы под ноги. Ник, пыхтя, полез проверять содержимое - оказалось, всё на месте. Вместе с ними на волю вышло ещё около тридцати человек.
  - Уау! - совсем по-детски подпрыгнула Машка, перекидывая сумку за спину. - Алоха оэ, свобода! - и, ущипнув Никифора за живот, устремилась, обогнав всех, по дороге сквозь джунгли к побережью. Ник, пыхтя под тяжестью чемоданов, с трудом поспевал за ней. Наконец джунгли расступились, перед ними открылся океан, и вскоре они уже бодрым шагом входили в пригород. Хотя часы Никифора показывали начало одиннадцатого, улицы были пустынны. Городок, казалось, впал в ступор после бурно проведённой ночи. Кое-где зияли разбитые стёкла витрин. Бриз с моря взметал по площади какой-то лёгкий серо-зелёный сор, похожий на высохшие останки водорослей. У входа в муниципалитет чернел остов сгоревшего микроавтобуса.
  "Currency exchange" - прочитали они покосившуюся табличку на стальной двери.
  - Эй! Кто тут крайний на эксчейндж? - бодро окликнул Черных. Но никого вокруг не было, если не считать нескольких тощих кур да примкнувших к ним юрких яйцеобразных киви, разрывающих носами мусор возле крыльца. Крайними оказались, по ходу, они сами. Ник надавил кнопку звонка, и через минуту дверь приотворил толстый жёлтый полисмен с индиговым фингалом под глазом.
  - Опоздали. Гоу хоум, - он попытался захлопнуть у них перед носом дверь, однако не тут-то было. Ник оказался сильнее и протиснулся сквозь него внутрь, как танк.
  - Эй! Мистер! Чейндж мани? - крикнул губернатор, разглядев дремлющего за столом шерифа.
  - Что там ещё? - шериф поднял на него злое лицо - тоже с синяком, только другого цвета - он был негр.
  - Русские, сэр! - крикнул от двери обиженно жёлтый.
  - Вижу. Ну, что у вас там? - небрежно спросил чёрный у Никифора.
  - Деньги, сэр. Когда можно будет поменять?
  - Доллары? - уточнил для чего-то афрогавайец.
  - Разумеется, не юани.
  - Жаль. Юани я бы вам, может быть, на что-нибудь и поменял. Вот, есть отличная пепельница в форме местного бога Тапо-тапо.
  - А доллары? - замирая, спросил к-ский губернатор, чувствуя по голосу, что парень не шутит. Ощутил холодную струйку пота, пробирающуюся от воротника по спине в трусы.
  - Мусоровозы не справляются, - ответил шериф, - так что вы будете очень любезны, сэр, если отнесёте их сами и выкинете где-нибудь за пределами моей факинг юрисдикшн. Иначе, если намусорите в моём районе, я вынужден буду арестовать вас, сэр, а камеры уже переполнены, и кормить вас нечем, кроме тапиоки.
  Никифор плохо представлял себе вкус тапиоки, но жевать её по жаре в переполненной смрадной камере отчего-то не захотелось. Он понуро вышел за дверь и потащил свои чемоданы к сияющим водам бухты. Притихшая Маша Чубак семенила за ним следом, словно побитая дворняжка следом за выставленным за пьянку дворником - гуманизированная версия вечного сюжета про Муму. Добредя до какого-то полусгнившего баркаса, она вдруг почувствовала обычный утренний позыв - и, воровато поозиравшись, нырнула в бортовую пробоину... Не успела полностью спустить штаны, как кто-то схватил её в темноте за голое тело.
  Никифор с чемоданами заметался по пляжу, силясь определить, откуда это раздаётся Машкин, с переливами, истошный визг.
  
  
  
  
  
  
  
  ГЛАВА 23
  
  - Поди ты прочь, поди ты прочь!
  Русалка ты из моря.
  Ты фея злобная, и нам
  Сулишь печаль и горе!
  
  Английская баллада.
  
  
  - А у нас на севере конопля вообще беспонтовая, - протянула, вдыхая в себя терпкий дымок, Мария Тимуровна. - Только на верёвки, по-хорошему, и годится.
  - Ну, знаешь, - задумчиво вступился за отечество, на правах губернатора, Никифор Черных, - Как говорится в народе, с миру по нитке - голому верёвка. ПенькУ мы немцам ещё при Петре Великом начали поставлять - в обмен на новые технологии... - с кумара Ник, как всегда, становился немного зануден.
  - А-ах! Да... В стране не без народа, - философически зевнула Мария, прикрывая рот ладошкой..
  Дон Падло молчал, скручивая движениями фокусника аккуратные кукурузные сигариллос, туго начинённые листьями местной древовидной разновидности вышеупомянутого Cannabis"а.* *(Что, как учат партячейки всех уровней Единой и Справедливой России, отнюдь не есть хорошо!) Крабы, которых они наловили на пляже после отлива, пеклись на плоских камнях костра. Солнце, усеяв рубиновой рябью гигантское зеркало океана, принялось совершать своё вековечное ежевечернее омовение. И ночь, как обычно в тропиках, обрушилась на них разом - пением цикад, шелестом прибоя и невыносимым, как воспоминание о некогда невозвратно потерянном рае, густым запахом, вобравшим в себя тысячу и один оттенок засыпающих бабочек, цветов, трав...
  - Как вы сказали - Базилио? - промурлыкала Мария, окинув сеньора Гаспачо искоса нарочитым взглядом.
  - О, донна беллиссима! - Падло после нелепой драки в трюме сгнившего баркаса стал говорить ещё менее разборчиво - зато более высокопарно.
   - Мы улетим отсюда втроём - вы увидите, Гаспачо выше всех личных счётов. Я не из тех, что помнят зло! Ник - вашу руку! У меня созрел план. А нос - чёрт с ним, заживёт. В конце концов, в Колумбии можно исправлять себе за деньги не только носы, карамба! Можно, вместо носа, хоть член себе пришить!
  Никифор, с оглядкой на Машку, лицо которой ничего не выражало, кроме блаженства самки, которую делят, решительно потряс протянутую ему смуглую пятерню. Профессия приучила - на безрыбье и барракуда порой становится раком...
  - Видите вы тот гидросамолёт? - Гаспачо снизил голос, как будто сами духи лагуны могли подслушивать и доносить. В километре от них рисовался на воде в свете лунной дорожки горбатый остов некоего сооружения, чересчур на вид громоздкого, чтобы ещё и летать.
  - Это "Боинг-314 Клиппер". Летающая лодка, модель 41-го года. У меня такая же осталась дома, в Мексиканском заливе - машина, доложу вам, зверь. Их всего было выпущено семь. На одном возили мистера Черчилля в Ялту. До сих пор, кроме двух подбитых японцами в войну, все при деле. Я ведь начинал пилотом в ВМС США на такой стрекозе - пока не приголУбили за кокаин и двойное убийство. Ну, да не суть - пускай мёртвые жалеют своих мертвецов. Я предлагаю тему. Вы - оба - готовы выслушать меня?
  - Продолжайте, дон Падло! - в лице Марии не дрогнул ни единый мускул, - однако Никифор мог поклясться, что там, под гладким лбом, её небольшой мозг напрягся.
  - У меня в Индонезии есть кровный брат, - продолжал, по обыкновению, шепелявя, дон Падло, - я спас его в народном Китае от петли, теперь мы кровники. Его зовут Конопляный Цзю. Он довольно плохой человек, но это неважно. Китайцы отличаются от нас тем, что всегда платят по счетам. Короче, мы с вами утром угоним этот самолёт к Цзю - в Индонезию. Я всё просчитал. Три тысячи двести километров над облаками, а после этого - кому как угодно. Хотя моё предложение насчёт джунглей остаётся в силе...
  - Угоним? Да вы думаете, вообще, с кем разговариваете? Кто мы, по-вашему? Воры? Уголовный элемент? Я - губернатор К. области, а Мария Тимуровна - мой зам по социальным вопросам... Угоним! Самолёт! Хм...Дожили! Мало того, что неделю держали нас в заключении, кормили тапиокой...Денег всех лишили, - Черных с досады кинул в костёр, сколько влезло в руку, долларов из раскрытого чемодана - и через миг президенты США, скорчившись на углях, рассыпались в ночи жёлтыми искрами.
  - Нет, ну все гарантии же были на уровне второго референта мистера Батрака Абрама!
  - Ник, кочумай! - Машкин ленивый голос вернул его к реальности. - Абрама мёртв.
  - Что такое? - выпучил глаза Никифор.
  - Как, сеньор? Вы ещё не в курсе? Вот газета, прочтите. Негр, которого специально подобрали, чтобы всё развалить, был, увы, растерзан свободолюбивым народом Америки по дороге в тюрьму. Родом, кстати, он был по отцу из здешних - так что можете помолиться за упокой его души духам лагуны Тапо-тапо, - дон Падло, затянувшись маисовой сигариллой, по-братски протянул её Никифору.
  - Кокос-батат!!!- выругался Черных, затягиваясь, - А я-то всё сижу и думаю - кто тут кого разводит! Что - и госпожа Мандализа Греч, поди, до кучи тоже попала? Не растерзана ещё народом, нет? - Никифор зашёлся кашляющим хохотом. - Формулировочка зашибись - "растерзан народом!" О-хо-хо! Ха-ха! Держите меня! Клочки по закоулочкам? Ну, насмешил!
  - Мисс Греч скрылась, по нашим данным, на Кубе. Куба - то место, где её в самую последнюю очередь будут искать. Тупая двухходовка - найдут, как миленькую. И повесят за шею. Но это не меняет общего расклада, дон Ник, - строго оборвал его Гаспачо. - Важнее другое. Я сегодня выяснил - "Клиппер" третью неделю стоит заправленный. Охрана - два человека, оба местные. Сержанта звать Онуфрио. Второй - вообще без имени, жирный и тупой, как пень. Так что выступаем с рассветом. Донна Мария, вам лучше бы перед делом немного вздремнуть...
  
  Сон не был сном - очередной провал куда-то. Давно уже ей снилось только Это - страшное в своём багровом мерцании. В полпятого утра Мария Тимуровна вскинулась: - Пора! - и сомнамбулой прокралась за куст. Тут же, наспех нащупав в густой массе и обтерев полой блузы, по привычке сунула проклятый камень обратно себе в рот. В десятый раз - она их зачем-то считала. Смотреть на него сил не было, и Машка, глотая, зажмурилась. Вот кристалл проскочил вниз по пищеводу... Кто бы знал, что Конец Света на вкус - говно говном...
  
  Восход солнца в тропиках так же внезапен, как и закат - в его лучах вдруг расцветает ультрамарином лагуна, а белые стены колониальных строений, песок и барашки прибоя окрашиваются разом из индигового в розовато-персиковый.
  Люди ещё спят - да и спят ли, полно? Тут и там слышится из-за тонких стен монотонный скрип бамбуковых циновок... Альбатросы, озарённые вынырнувшим из моря солнцем, проносятся над волнами, поглядывая вниз блестящим выпуклым глазом - не без любопытства. Рыба - или так, всякое плавает?
  Вот - трое на пристани отвязали шлюпку и принялись ожесточённо грести к большому белому кораблю, с двумя торчащими в стороны толстыми крыльями. Давно уже он здесь, а всё никак не взлетит - слишком пузат! Вот вскарабкались по трапу на плоскость - и всё, больше их не видно. О-кей - по крайней мере, дальше проблемы уж точно не альбатросов.
  - О, Санта-Мария, спаси и помилуй мя! Откуда вы здесь на борту, сеньора?
  - Да так, гуляю себе... Онуфрио...
  - Откуда же ты знаешь моё имя - ты, стало быть, снишься мне? Или ты - истинная дочь травы моря, и уже избрала меня себе в наречённые?
  - Избрала ли я тебя, Онуфрио? А ты приблизься ко мне, - тут и сказочке конец! - Машку бесили эти многозначительные диалоги в духе Маркеса. Она протянула ему навстречу руки, обвила за шею бедного погранца - и, сделав вид, что поскальзывается, рухнула в обнимку с ним с палубы в воду. Через полминуты голубая глубина заклубилась снизу нехорошим мутно-красным облаком. Мелькнула тень любопытной акулы. И осьминог не остался равнодушен - переполз поближе. Мария Чубак выпустила из пальцев лезвие безопасной бритвы - оно спланировало, играя и переворачиваясь, как блесна, на коралловое дно. Осьминог сожрал - и порезался. Машка, оттолкнувшись всем телом от воды, с шумом вынырнула. Крепкая рука Никифора втащила её по ступеням в кабину гидроплана.
  - Где второй? - отдышавшись, спросила она, хищно пошевеливая кончиками пальцев.
  - В багажном отделении, связанный, - Ник нежно накинул на неё махровое полотенце. - С ним всё нормально. С тобой-то что? Я гляжу, тебе начинает нравиться сам процесс?
  - Нет, Ник. Нет... Никифор, нет! Не говори так, пожалуйста! Я сама не знаю... Как-то уж слишком легко получилось...А может, это оттого, что под водой, нет? Ник, скажи что-нибудь!
  Корпус гидроплана завибрировал.
  Маша беззвучно плакала, Черных неуклюже обнимал её и гладил по волосам. И сам всплакнул - эта русская истерия длилась бы и дольше - но тут дон Гаспачо втопил педаль газа и перевёл рычаг высоты на взлёт.
  И тяжёлый "Боинг 314- Клиппер", оставляя за собою пенную параболу посреди лагуны, вдруг легко оторвался от глади вод - и взмыл в небо. Альбатросы, шарахнувшись по сторонам, не поверили, раскричались скандально. А помимо птиц, здесь до них и дела-то, похоже, никому не было. Машка глянула сквозь слёзы - зелёные острова в оправе белой пены вытянулись в струнку на синем фоне океана. "Тихий, он же Великий" - вспомнилось школьное...
  Алоха оэ, Гавайи!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ГЛАВА 24
  
  Мои останки погребли
  Вон там, в земле чужой.
  И это мой весёлый дух
  Стоит перед тобой.
  
  В. Скотт.
  
  
  На Юге США чёрное и цветное большинство начало с погромов - а закончило, как и водится, слоганом: "Хороший белый - мёртвый белый".
  Как и везде, где чёрные люди приходили к власти - в штатах Юга воцарились поножовщина, нищета, рэп - а, местами, как поговаривали, и людоедство.
  На Севере картина была прямо противоположная. Отряды местной самообороны в ку-клус-клановских балахонах под музыку Вагнера и "Раммштайн" отлавливали афроамериканцев и, не спросив фамилии, загружали в трюмы старых списанных сухогрузов. Негров отправляли обратно - на их историческую родину. Доплывали ли суда до Чёрного континента - это вопрос отдельный...
  Таким образом, демаркационная линия между Севером и Югом Соединённых Штатов определилась. Начало Гражданской войны было, похоже, не за горами. Техас провёл референдум - и большинством голосов присоединился к Мексике.
  До села Маракуева всё дошло, естественно, с опозданием.
  - Михайло! Слышь, всё хреново! Нас развели!
  - Полно шуметь, Гюзель Карловна. Что ты там выслушала по радио?
  - Деньги отменили! А тебе лишь бы храпеть в бороду!
  - Постой. Хм...Это... Как - отменили?
  - Так вот - молча. Теперь вместо долларов - какие-то амеры. Так что мы отсосали с тобой, Михайло!
  - Ёлы-моталы! Я же говорил - валить надо было этих путешественников! А теперь - лови ветра в поле!
  - Далеко ускакать не могли. Дорога отсюда одна - на Север. Так что - созывай крестьян, Михайло! Всем- спирту по литру! И мяса дезертирского по кило! Гулять так гулять. А стрелять - так стрелять...
  - Как же! СтрелкИ из них ...
  - Уж какие есть...
  
  - Моника? Это Петра. Пёдора дай мне.
  - Ваше Преосвященство! Вы что - не в курсе? Отец Пёдор убит!
  - Моника! Что за шутовство?
  - Застрелен из танка! Хороним сегодня. Ужасно - все святые в трансе. Отца нашего нет больше с нами!
  - Ты это... Не заговаривайся, Моника! Пёдора давай, живо! - госпожа кардинал решила, что на том конце провода укурились в зюзю или сошли с ума. - К вам едут по делу люди - Пёдор должен их встретить.
  - Как может встретить кого бы-то ни было усопший Пёдор? - святая Моника была озадачена.
  - Не колышет! Люди уже в пути!
  - Ладно, я ещё раз гляну, конечно. Но мертвее он не станет, эчеленца!
  Святая Моника так и не успела дойти до порога. Дверь распахнулась. В приёмную вошёл отец Пёдор в порванном пыльном саване.
  - Воскресе! Отче воскресе! - святая рухнула на колени и поползла, протягивая телефонную трубку обеими руками навстречу чуду.
  - Что - Ватикан? Аллё! Петра? Какие проблемы? - Пёдор выхватил трубку у секретарши.
  - То-то. А то - "помер, помер"... - пробурчала донна Скандалли. - Проблемы будут у тебя, отец Пёдор - если не образумишься. Тут к тебе приедут люди - будь добр, прими.
  - Ваше Преосвященство! Я, между прочим, воскресе!
  - Не трынди! Приедут Стечкин, Левин, Маргарита Палкина и еще одна дама - фамилию не называю, ибо она слишком хорошо известна. Всех принять, усадить в "Хаммер" - и отправить по маршруту, куда скажут. Вопросы?
  - Ваше Преосвященство! Вы - дура?
  - Пёдор! Не дерзи - сам дурак!
  - Вот и поговорили! Ты? Как смеешь! Я воскрес из мертвых - смертию смерть поправ!
  - Воскреснуть во-время - дело полезное. Катрине привет передавай - я по ней скучаю.
  Таким вот образом Ватикан не обратил должного внимания на Воскресение отца Пёдора. А зря - следовало бы. Разумеется, фокус был прост, как всё гениальное. Выстрел в лоб священнослужителя был произведён Иваном Мтутси из пневматической винтовки усовершенствованного образца шариком с красной краской. Пёдора контузило, трахнуло затылком об лёд - однако до конца не убило. Полежал - и очухался. Дед Буржуй не признавал огнестрела - не по понятиям. Это и подвело танкистов. Зато Пёдор ходил по резиденции петухом - он, похоже, и сам уверовал в чудо. А слухи по округе тем временем поползли - и к бывшему профилакторию начали стекаться расплодившиеся в последние смутные времена юроды, расслабленные и опущенные - за духовным хлебушком... С маслицем.
  
  Облава по борделям Гаваны дала свои плоды - мисс Греч взяли на горячем. Сопротивлялась она недолго - слишком известная физиономия. Заломили руки за спину - и, сунув в рот кляп, загрузили в самолёт через Рим - на Москву. На секретной правительственной даче её встретили настороженно.
  - Очень приятно - Макс. Это - Платон и Маргоша.
  - Мандализа, - мисс Греч протянула по очереди твёрдую коричневую ладонь будущим соратникам.
  - Знакомое лицо... Никак, с конкурса двойников?
  - Зато я ваши лица впервые вижу. Чего от меня хотят? - Мандализа говорила по-русски почти без акцента.
  - Через два часа у нас назначена встреча с очень влиятельной дамой из правительственных кругов. Скажу по секрету - она реально претендует на Российский престол. Так что повежливее там. От неё и узнаем все детали, - важно пояснил Макс Стечкин, гордясь своей близостью к августейшему телу.
  - Эта прошмандовка Ларсик, которую вдруг начали пиарить по всем углам? - скривилась Маргоша. - Телик невозможно стало смотреть - сплошь монархия и Романовская. Чего уж - меня бы тогда сразу двигали в государыни!
  - А что - это мысль! - невозмутимо поддержал её Платон. - Ведь был же царь Николай Палкин! Надо прокачать эту тему через Интернет.
  В последнее время эта столь разная парочка непонятным образом сблизилась - Платон навещал по вечерам Маргошу в её спальне, хотя ночевал всегда один - обложившись любимыми книгами и компакт-дисками.
  Они зависали здесь уже пятые сутки, скрываясь от оккупационных властей. Ларсик, официально приютившая их, пару раз наведывалась к Максу для короткого перепихона- но ничего толком не говорила - Петра приказала ей держать рот до времени на замке. Сырков вообще не был в курсе - да и не до того ему сейчас, бедняге. Как только началась массированная пиар-кампания по возрождению Престола, и в качестве претендентки определилась "великая княжна" Романовская, - к Изе сразу же возникло много вопросов на самом верху. Он выкручивался, как мог, умело стравливая между собой две слабеющие клики - Петина и Медунова. А про себя подумывал о роли принца-регента при будущей государыне. Впрочем, оформлять отношения с Ларсиком он не торопился - вся эта монархическая ботва пока что писана вилами по воде - а связывать себя узами брака с профурсеткой из рабочего посёлка для человека его уровня - явный кикс. Тем более, вся Москва уже бурлила слухами о её сексуальной гиперактивности - тут запросто можно оказаться в дурацком колпаке заместо короны, к тому же при рогах.
  Василий Васильевич Петин в последний месяц после инсульта сильно сдал, и лыж больше уже не рекламировал. Только глаза были прежние - мутно-холодные, навыкате - драконовские. Многие олигархи, которые прежде его поддерживали, канули в небытие. Другие пока посматривали с надеждой на молодого энергичного Медунова. Но оккупационные власти, за которыми стояла мощь Мировой закулисы, вдруг сделали финт ушами - и бросили все ресурсы на поддержку легитимной монархии. Из Парижа было попытались понаехать несколько шамкающих с акцентом старичков "из бывших" - "настоящие" наследники. Но их даже не удосужились встретить в аэропорту. Лариска, впрочем, для смеху предложила наиболее седовласому и представительному из претендентов место швейцара в Кремлёвской уборной - старик вздохнул и отбыл восвояси. "Кончилась Россия!" - написал он в парижскую монархическую газетёнку. Но и там не пропустили - в номер уже был набран Августейший манифест Великой княжны Ларисы Ярославовны с приложением ея родословнаго древа. Пиар-машина работала толково - без сбоев!
  - Ну, что орлы, готовы ли послужить Престол-Отечеству? - Лариска, нюхнув с Петрой коксу, была на кураже и играла какую-то свою наспех выдуманную роль. Волосы её растрепались, на ней было надето нечто гипергламурное, стилизованное под екатерининский камзол, чулки в сетку и ботфорты, усыпанные стразами.
  - Прикажи - умрём заедино, матушка-государыня! - Платон, выступив вперёд, отвесил шутовской придворный поклон. Юмор не прошёл - с тонкой иронией у коминтерновской принцессы пока оставались пробелы.
  - Возвращайтесь живыми - и с победой! - Ларсик патетическим жестом вырвала из сумочки ксерокопию кулибякинского манускрипта и стопку топографических карт - и всучила Стечкину. - Даю вам два часа на сборы - потом военным самолётом до К. Садиться там негде - десантируетесь с парашютами прямо над базой. Всё необходимое вам сбросит пилот. На месте вас встретит местный священник о. Пёдор - у него получите "Хаммер". Ну - с богом, чудо-богатыри! - Лариска полезла по очереди троекратно лобызаться со всеми. Удовольствие от этого, правда, получил, кажется, один Максим Стечкин. Мандализа Греч с дороги вообще мало что поняла из речи этой странной русской.
  - O, those Russians! - только и пришло ей на ум из песен юности.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ГЛАВА 25
  
  - На развалинах этих стен мы утвердимся и упрочим новое здание. Ободрись, Хрущов! Будем и мы боярами, полководцами!
  
  Ф.Булгарин. "Димитрий-самозванец".
  
  Согласно древней китайской мудрости, лучший правитель - это тот, которого не замечают. Великую княжну Романовскую совсем не замечать было бы трудненько - девка выдалась больно видная. Да и по-временам отчебучивала вдруг что-нибудь этакое - как правило, незлое, но прикольное. И в то же время любой древний китаец бы её оценил высоко. Первое - она никому не мешала, не ущемляла интересы крупных группировок и корпораций - вообще не лезла в это. И второе - при ней было весело. Жизнь светской и полусветской Москвы превратилась в один нескончаемый карнавал. Что, как-никак, сглаживало для людей горечь оккупации. Живём-то один раз! Знатные иностранцы тоже были довольны - русский колорит. Словом, Петра и Борофф не ошиблись в выборе своей креатуры.
  Кроме того, Лариску отличало, несмотря на всю её безбашенность, доброе сердце - тяжёлая юность её не озлобила. И если какому-то просителю удавалось к ней пробиться - обычно настырный всегда получал, что хотел. Кому - квартиру, кому - пенсию, а кому - и просто что-нибудь из нижнего белья очаровательницы - на память, в рамочку.
  Даже седовласый представительный Лев Николаевич Романов-Парижский, обиженный сгоряча новоявленной "родственницей", получил вдруг от неё с фельдъегерем усыпанную бриллиантами маленькую, наподобие ермолки, копию шапки Мономаха работы Доярского - и приглашение в Москву погостить. Так и прижился он при развесёлом дворе, в должности "дядьки" - среднее между гувернёром и шутом, обучая потихоньку великую княжну премудростям светского этикета. Иногда, выпив на балу лишнюю рюмочку, старец примерял на благородные седины дорогой подарок - и всхлипывал:
  - Ну, наконец-то - дОма... Жива Россия!
  - Не сти, дедуля! Прорвёмся! - Ларсик игриво сбивала ему шапку набекрень и целовала в лысинку. - А если меня повесят - глядишь, и ты ещё поцарствуешь!
  - Бог с тобою, переплюнь, дитятко золотое! - мелко крестил её, смахнув слезу, добряк. - Куда мне, старому. Мне и при тебе славно...
  Шутки шутками - а как задумается Лариска, да оглянется - и накатит тут на сердце девичье тоска смертная. "Кто я здесь? Чего делаю? Сидела бы себе в Коминтерне..." Чуяла, что добром здешнее веселье для неё не кончится.
  Сырков, наконец, созрел - сделал ей официальное предложение. Петра подумала - и велела соглашаться. Можно для порядку покобениться - а вообще такой человек в хозяйстве сгодится. Растяжим - на любой режим, как хороший презерватив. Между тем начинали съезжаться гости - подступало время коронации...
  - Послушай-ка, Ларсик, солнышко, - однажды, проснувшись с ней в одной постели, спросила медовым голосом госпожа кардинал. - А ты не подумала, моя ягодка, во сколько нам это удовольствие обойдётся?
  - А? Что? У нас деньги уже кончаются? - испуганно захлопала ресницами спросонок юная принцесса.
  - Ну-у... - неопределённо протянула Петра. - Понимаешь, нельзя же всё время только веселиться. Надо учиться понемножку зарабатывать себе на конфетки.
   - А что я должна делать? - испуганно вскинулась Лариска. - Ведь я всё-таки без пяти минут императрица! "Не гоже лилиям прясть!" - вспомнила название бульварного романа, который ей подсунул дядька Николаич.
  - Вот на этом и можно заработать, - ласково разъяснила ей наставница. - Понимаешь - короля делает свита. А кто тебя окружает? Ну, я, положим - маркиза, дядька твой - князь. И всё! Остальное - шелупонь без роду-племени. Так не годится.
  - Что же делать? - заскучала княжна. - Они такие прикольные... А тащить сюда эту ветошь эмигрантскую - с ними с тоски подохнешь.
  Петра в ответ что-то горячо зашептала ей на ухо. Лариска слушала внимательно, потом взвизгнула и расцеловала её в губы.
  - Петруся, ты прелесть! Как же я сразу не допёрла!
  Немедленно было послано за Иваном Грёзным - модным московским кутюрье. Льва Николаевича Грёзный обмерил с головы до пят - и к вечеру камергерский мундир был готов. Примерили - сел, как влитой. Для солидности нацепили какой-то старинный орден с бриллиантами из Грановитой палаты- фигура вышла весьма представительная. Мономахову ермолку Петра, поморщившись, велела снять.
   К утру запущенный слух уже облетел весь ближний круг - банкиров, аферистов, богатых бездельников. Расселись с важным видом в приёмной великой княжны Московской, бросая друг на друга искоса ревнивые взгляды. У каждого в ногах - пухлый кейс с шифром. Вот золочёные двери бесшумно распахнулись - и наследница престола предстала их взорам, восседая на возвышении за массивным столом. Петра в кардинальском облачении сидела ошую, а камергер князь Романов-Парижский - одесную великой княжны. Процедура прошла быстро и без затей - к обеду уже все отмечали по домам - кто своё баронство, кто графство, а московский осетин Казбек Диролов даже умудрился сделаться милордом. "С детства сплю и вижу, что я милорд - мамой клянусь!" - ныл он, пока Лариска - добрая душа, не сжалилась. Но и обошлось же это ему! Наскоро перекусив, троица до вечера была занята пересчитыванием и сортировкой купюр - евро к евро, амеро к амеро. Вышло настолько нехило, что Лариске пришлось опять нанюхаться колумбийского снежка - чтобы крыша не съехала. Она даже в кино не видала сразу столько бабла.
  - И это всё наше?
  - Твоё, моя птичка! - Петра ласково потрепала её по щеке. - Мне чужого не надо. Царствие моё - не от мира сего. А дедушке - орденок оставь на память, ну, и пенсион назначь пожизненный камергерский. Ему сразу много - вредно, как бы не забаловал. Да, имей в виду - они всю неделю будут подтягиваться - так что, Ларсёнок - готовь сундуки!
  Изю Сыркова Лариска возвела в княжеское достоинство бесплатно - пусть чувствует. Не пристало же, в натуре, за смерда замуж идти! А вот ни премьер Петин, ни президент Медунов - те отчего-то за титулами не явились.
  - Или у них с бабосами туго? - возмущалась Ларсик, меряя каблучками Тронный зал. - Да я бы им и таксу скинула на бедность.
  - Наплюй, - убеждал Сырков, прикладываясь к надушенной ручке, - пускай дуются по своим углам, как мыши на крупу. Глядишь, и полопаются со злобы.
  Он теперь уже по-новому смотрел на свою наречённую: сделать за неделю из воздуха триста шестьдесят мультов новых американских денег - да эта оторва далеко пойдёт. А Петина с Медуновым - обоих пора на свалку! Порулили - будя! Последнюю фразу он, задумавшись, проговорил вслух.
  - На свалку! На свалку!- запрыгала, хлопая в ладоши, Ларсик. - Нет, давай лучше не так. - Тут Макс кричал - Ленина на свалку. Давай Ленина на свалку - а Петина в мавзолей. Там всего две буквы поменять - и пусть народ зырит. Бабки за вход - чур, мне на конфетки, это я придумала!
  - Хм... Да ты у меня и вправду - мозг нации! - Сырков рассеянно чмокнул её в лобик и, о чём-то глубоко задумавшись, вышел.
  
  Через два дня Василий Васильевич Петин на даче в Горках-13 бился в тихой истерике у телевизора. Манифестации национал-патриотов, монархистов и примкнувших к ним студентов и старух несли по всему городу хоругви с ликами русских царей, среди которых выделялась размерами растиражированная Лариска - в русских латах, горящим праведным гневом взором кошачьих глазок она озирала с коня толпу, подобно новой Жанне д"Арк. Подпись под плакатом гласила:
  "Ленина на свалку - Петина в мавзолей!"
  Это же скандировала толпа.
  - Куда милиция смотрит? - взвизгнул шёпотом Василий Васильевич, сверля тухлым взглядом вошедшего референта. Тот опустил глаза.
  - Милиция, как вам известно, вся в подчинении градоначальника графа Лажкова. Граф лично разрешил манифестацию.
  - Силы безопасности? Федеральная служба охраны?
  - Вчера разоружены оккупационной властью, как экстремистские организации. Все разбежались, Василь Василич.
  Петин понял, что это конец.
  - Медуновские штуки. Спелся с этими мерзавцами! - проскрипел он, давясь собственным голосом. - А что это у вас в петлице, товарищ Скоцкий?
  - Медунов сбежал, полковник. В петлице у меня - портрет государыни, - отчеканил, бледнея, референт. - И её высочайшим повелением, полковник, я, граф Скоцкий, вас арестую... Оружие на стол! - выкрикнул он вдруг страшным, дотоле неслыханным от него, басом. Петин пошатнулся в кресле, левый глаз его закатился куда-то под лоб, и он начал, дёргаясь, сползать на ковёр.
  - Яду мне!- прошелестел он синими губами.
  - А вот яду-то вам, полковник, как раз и не полагается, - произнёс Скоцкий уже своим обычным, тихим и чётким голосом. Набрал номер, через минуту в кабинете засуетилась бригада реаниматологов - Петина вскинули на носилки и куда-то быстро уволокли.
  
  Восковые мощи вождя мирового пролетариата Ларсик милостиво повелеть соизволила выдать коммунистам. Их лидер, товарищ Евгений Зюга, лишившийся в кризис всех своих долларовых дивидендов, с трудом наскрёб затребованную сумму, заложив свою московскую квартиру. На билет с грузом до Пекина ему скидывались всей партией - в аэропорт на проводы, правда, было допущено только Политбюро. В Поднебесной Зюга, по слухам, сильно поднялся в юанях, показывая китайским товарищам дорогое чучело - однако, в Москву возвращаться не поспешил. Обосновался со своим шоу где-то на брегах Янцзы, - и через некоторое время был исключён из партии за неуплату членских взносов. Но это, как писали в старину - уже совсем другая история.
  
  

 Ваша оценка:

Раздел редактора сайта.