Бондарь Александр
Downtown

Lib.ru/Остросюжетная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]

  
  Английское слово "downtown" в переводе значит "нижний город" или же - "центр города". Есть такой downtown везде - в любом городишке, в каком только вы ни окажетесь. В Торонто он мал по размеру, но почти не уступает своей монументальностью даунтауну Чикаго или Нью-Йорка, Рима или Санкт-Петербурга, Вашингтона или Москвы. Вы встретите здесь несколько рядов не очень высоких (не чета нью-йоркским) жмущихся один к другому небоскрёбов, по краям небольших улиц с маленькими ресторанчиками и магазинами. Сытые нищие, выпрашивающие мелочь на бутылку хереса или на сигаретку марихуаны. И ещё - публика, своя даунтауновская публика. Деловые люди. Чистые, оттутюженные, в аккуратных костюмчиках. Они идут куда-то, крепко сжимая в руках свои кейсы. Идут, не замечая вас и вообще ничего не замечая. Люди делают бизнес, и время у них - деньги.
  Ночью downtown преображается. Исчезают куда-то все эти респектабельные господа, и на улицы вылезают праздношатающиеся молодые люди. В основном, это - рабочие и вэлфэристы. Для них зажигают свои огоньки ночные клубы, рестораны и бары. На перекрёстках уличные проституки терпеливо дожидаются своих клиентов. Но всё это - только до двух ночи. В два перестают наливать спиртное, и ночные заведения закрываются. Улицы пустеют. Город укладывается спать. Затихает понемногу шум машин, гаснут огоньки в окнах домов. И только неоновые огни разноцветной рекламы грустно подмигивают запоздалым прохожим, приглашая купить ещё одну какую-нибудь ненужную вещь.
  
  ... Когда я уезжала, лил сильный дождь. До самого Бреста. Тяжёлые капли били в оконное стекло, и сквозь этот дождь я могла видеть только одну и ту же картину: бесконечная череда обнажённых деревьев, между которыми то тут то там появлялись жалкие нищенские строения. Летом здесь всё прикрывает зелень, зимой - снег. Но теперь, когда весна ещё по-настоящему не наступила, а зима уже кончилась, ничто не могло припрятать царящие кругом нищету и уродство.
  Свет ещё не включили, и в купе у меня было темно. Читать нельзя, оставалось только глядеть в окно или же коротать время, разговаривая с попутчицей - пожилой украинкой, похожей на Нонну Мордюкову и ещё на кого-то - кого я не могла вспомнить. Та всю дорогу рассказывала, как хорошо им было при коммунистах и очень эмоционально настаивала на том, что Кравчука, Кучму и Горбачёва нужно повесить на одном фонарном столбе.
  Помню украинских таможенников. Двое здоровенных парней с повязками угрюмо ходили по вагонам, допрашивая пассажиров - везёт ли кто доллары. Долларов ни у кого не оказалось. Таможенники шарили по тюкам и чемоданам - ища к чему бы придраться, но в этот момент поезд тронулся. Один из них, выйдя в тамбур, сердито сдёрнул стоп-кран, после чего оба поспрыгивали на насыпь.
  Ещё помню брестский вокзал. Здесь было немноголюдно, чуть чище, чем в Краснодаре. Какая-то бабушка в углу торговала семечками. Два солдата в новеньких, только что снятых с новобранцев, шинелях курили, дожидаясь своего поезда. Хотелось есть, но несвежие пирожки и мятые пирожные в вокзальном буфете продавались только за "зайчики".
  Последнее, что я запомнила здесь: пьяный таможенник, осматривавший мой багаж. Он не стал особенно ковыряться. Дыхнув мне в лицо перегаром, принял на веру, что ничего запрещенного я не везу.
  А потом была Польша. На варшавском вокзале задерживаться не хотелось. Ещё в Бресте мне рассказали, что здесь полно бандитов - русских, украинских, белорусских, чеченских. Поляков они не трогают - охотятся за соотечественниками.
  Варшава - полурусский город. Родную речь тут слышишь на каждом шагу, и почти все поляки понимают по-русски. Здесь чище, чем в России, ухоженней. Улицы и дома имеют более европейский вид. В магазинах - совсем, как в России до революции, говорят "добрый день" и "что вам угодно?" Глядя на эти аккуратные домики в западно-европейском стиле, я не могла понять - зачем это поляки куда-то ещё и уезжают...
  Лётовский авиалайнер, перечеркнув океан, за восемь часов доставил меня на североамериканский континент - в страну, где я не была никогда раньше, и которая должна была стать теперь моей новой родиной.
  В аэропорту "Пирсон" меня встречали вежливые негры - таможенники. Иммиграционный чиновник долго и с любопытством глядел на мой "landed immigrant", словно бы не решаясь попробовать его на зуб и тем убедиться - не сама ли я его напечатала.
  Когда очутилась на улице, моросил дождь, придавая всему какой-то серый, унылый вид.
  - Лена! - услышала вдруг откуда-то сзади.
  Я обернулась. В четырёх шагах от меня стоял Дима - мой кузен. Я сразу его узнала, хотя видела всего один раз - лет одиннадцать тому назад. Эти годы страшно изменили его: он и не повзрослел даже, а как-то постарел - похудел, осунулся. У него был вид человека, который успел уже всё испытать и всё увидеть, и который не ждал теперь от жизни ничего хорошего. Ему не было ещё тридцати, но выглядел он на все сорок.
  Мы обнялись и поцеловались по-родственному. Перед отзездом я написала Диме, что приезжаю, но, честно говоря, не ждала, что он будет встречать меня в аэропорту.
  Дима поднял мои чемоданы и потащил их куда-то, сказав, что отвезёт меня на своей машине. Но в этих его словах я не услышала какой-либо гордости или самодовольства. Подойдя ближе, поняла - отчего. У бордюра, в сторонке, стоял старый пошарпанный "шевроле" с треснувшим передним стеклом и большой мятиной сзади.
  Я запомнила Диму другим. Одиннадцать лет назад, у какого-то нашего с ним далёкого родственника. Аккуратный красивенький мальчик в сером костюмчике; словно породистый кобелёк, выставленный на всеобщее обозрение. Мне сообщили, что Дима закончил школу с золотой медалью и занят сейчас раздумием - в какой именно вуз ему поступать. Рассказывая об этом, взрослые кивали многозначительно и покровительственно улыбались, отчего я очень смущалась и краснела до самых ушей. Сам Дима посмотрел на меня тогда только один раз и то, что он увидел, явно ему не понравилось. "Найдём лучше" - прочитала я у него в глазах.
  Сейчас всё переменилось. Дима без выражения глядел то на меня, то на дорогу и рассказывал о своей жизни. Говорил он очень спокойно, равнодушно даже - так, словно бы речь шла и не о нём, а о каком-то другом человеке, участь которого была ему безразлична.
  Я видела, как за окном пробегали симпатичные - словно игрушечные домики; как будто специально расставленные вдоль этой дороги, дабы турист, приехавший в Канаду только что, мог всё увидеть с лучшей стороны.
  Дима эмигрировал шесть лет назад. Довольно быстро он понял, что Канада - не такова, какой она ему казалось издали. Никто его здесь не ждал, и он никому тут не нужен. Точно также, как не нужна и его специальность - советская юриспруденция. Дима уселся на вэлфэр, уселся прочно и не думал уже с него слазить. Четыре года прошли в ничегонеделании. Впрочем, выход отсюда был: поступать в университет и думать о новой специальности. Но в Диме уже надломилось что-то. Он и сам не понимал - что. Пусть всё идет, как идёт - решил Дима и отдался на волю случая. Но ничего не менялось, а постоянное безденежье начало утомлять. Дима решил отыскать какой-нибудь дополнительный заработок. Не оставляя вэлфэра, он устроился грузчиком на склад. Теперь он - бывший лучший ученик, победитель всевозможных конкурсов и олимпиад, вставал в четыре утра, чтобы перетаскивать целый день мешки на пыльном вонючем складе, в компании с неграми, которые грязно ругались и курили марихуану.
  Дима знал, что половина рабочих на этом складе - нелегалы, люди у которых нет не только разрешения на работу, но и вида на жительство. Хозяин - пузатый грек, объяснявшийся по-английски четырьмя фразами, спрашивал обычно только имя. Кончилось это всё плохо. Кто-то на кого-то стукнул. И вот, здание склада окружили одинаковые фургоны, откуда появились угрюмые ребята в спецодежде и с рациями. Они брали за шкирку каждого и в грубой форме требовали удостоверение личности. Дима засыпался. Он потерял вэлфэр, а штраф, который ему пришлось выплатить, едва не перекрыл всё, заработанное им за полтора месяца.
  Сейчас он перебивался на каких-то случайных работах и утешал себя тем, что научился смотреть на вещи просто, избегая лирики и ненужного трагизма.
  Я молча выслушала эту историю. Не хотелось его обижать, но, по-моему, он сам виноват во многом. Нечего было рассчитывать, что его, оставившего свою страну, страна чужая примет, раскрыв широко объятия.
  Жильё Димы произвело на меня такое же впечатление, как и его машина. Он, в свою очередь, честно признался, что вся мебель, которую я тут вижу - с мусора. Дима нисколько этого не стеснялся. Он даже с какой-то болезненной гордостью рассказывал историю нахождения каждой вещи.
  Потом мы поужинали. Дима угощал меня печёными куриными ножками, сообщив, что ест он это чуть ли не ежедневно, так как дешевле здесь ничего нет. После, достав с мойки грязный стакан, попытался налить мне туда какой-то бормоты. Я отказалась, побоявшись, что может произойти то, о чём потом будет неприятно вспомнить.
  Дима пожал плечами и выпил сам. Теперь я уже не сомневалась в его намерениях. В глазах у Димы появились хищные огоньки - как у голодного зверька, которому издали показали аппетитный кусочек.
  Но того, чего боялась и ожидала, не произошло. Я так и не поняла, что его вдруг остановило. Может быть в нём снова проснулся тот тихий интеллигентный Дима? Не знаю. Но он убрал бутылку, бережно её закупорив. Потом поднялся из-за стола, сказав, что приготовил для меня свою кровать, а сам будет спать на матрасе в углу.
  Так и закончился тот день - мой первый день в новой для меня стране. Я съехала от Димы наутро. Очень старалась найти себе поскорее комнату. Пугала мысль, что мне придётся провести ещё одну ночь в этой квартире с грязными обоями и мебелью с мусора.
  
  Начались поиски работы. Я покупала газеты, вычитывала объявления, обзванивала. Чаще всего не брали трубку. Автоответчик благодарил меня за звонок и просил оcтавить сообщение. Никто, естественно, не перезванивал. Если и отвечали на другом конце, то либо оказывалось, что место это уже занято, либо очень вежливый голос записывал мой телефонный номер и обещал позвонить позже.
  Я начала сочинять письма-заявления во всевозможные фирмы и организации, куда только могла написать, но результатом было всё то же.
  И вот, однажды, придя домой после очередного безрезультатного хождения по разного рода агенствам, я обнаружила у себя на автоответчике запись: мне, наконец-то, предлагали работу. Нужно было позвонить и назначить через секретаря appointment на завтра.
  От волнения у меня перехватило дыхание. Дрожащей рукой я сняла трубку и нащёлкала номер. Любезная секретарша на том конце сообщила, что мой appointment - завтра, в десять часов.
   ...Я долго не могла уснуть. Хотела выпить снотворное, но боялась, что утром потом не смогу подняться. Не верилось, что и у меня, наконец, начнётся нормальная жизнь.
  
  "Учись хорошо" - говорили мне в детстве. Для чего - не объяснили. Но я была примерной девочкой и на всякий случай решила слушаться. Школу закончила почти с золотой медалью. Почти - значило, что я её не получила. Меня обошла Таня Метёлкина - безмозглая и ленивая, но зато - дочка больших родителей. Мои же папа и мама жили на зарплату и ничего не могли для меня купить. Мне всего приходилось добиваться самой.
  В университет меня с первого раза не взяли. Преподаватель - пожилой дядя в погнутых очках минут десять снисходительно меня слушал, потом прервал, сказав, что время на ответ вышло и вывел сухую "тройку".
  Я целый год занималась, отказавшись и от книг и от телевизора. В итоге на следующее лето моя мечта и мечта моих родителей сбылась: я стала студенткой.
  Жизнь моя в эти годы не была лёгкой. Я рано вставала и поздно ложилась спать, целые дни просиживая за книгами. На третьем курсе повстречала Андрея. Он учился там же, но на другом факультете, и я решила, что это - один раз и уже навсегда. Ожидала с надеждой, когда он заговорит о свадьбе. Все наши знакомые уже считали нас невестой и женихом. Шло к этому, но неожиданный случай переменил и разрушил всё.
  Появился Миша. Красавец. Моряк, только что вернувшийся из очередного плавания. Я его впервые увидела на вечеринке у каких -то наших с ним общих знакомых, которым я вряд ли скажу за это "спасибо". Когда мы выпили, Миша полез целоваться. Что было дальше, я помню плохо. Но довольно скоро узнала, что жду ребёнка. Более того, врач меня предупредила - если сделаю аборт, то скорее всего, уже никогда не смогу иметь детей. Я металась в поисках выхода. Но его, выхода, не было. Андрей отказался меня понимать, отказался прощать. Когда он узнал обо всём, то просто не захотел меня видеть. Зато Миша, наоборот, воспринял случившееся даже с какой-то радостью. Чего я, честно скажу, не ждала.
  Мы расписались, когда я была на шестом месяце. Он, Миша, был со мной добрым и ласковым. Первые две недели. А после начал приходить домой как свинья пьяный. Больше того, я узнала, что он - алкоголик, и водка ему заменяет всё. Напиваясь, он впадал в состояние жуткой агрессии. Крушил, что попадалось под руку, находя вину в каждом человеке и в каждом предмете, встретившимся ему на пути.
  Я оказалась в больнице со сломанной челюстью. У меня был выкидыш. Мне казалось, что это - конец, что умру я не от верёвки и не от снотворного, а от того просто, что не смогу жить дальше, оттого, что не хватит воздуха.
  Но - ничего. Не умерла. Только мир вокруг стал каким-то другим, более тусклым, серым. Хотя, в общем-то, ничего особенного - то же, что и всегда.
  С Мишей я решила развестись. Он приставил мне нож к горлу и сказал, что убьёт меня, если я его брошу.
  Всё продолжалось по прежнему. Миша пил почти каждый вечер, и синяки у меня не проходили по нескольку дней. Однажды, не выдержав, я поехала в Туапсе - к нему на работу, в профком. Председатель профсоюзного комитета выслушал меня молча и сходил за Мишей. Когда тот появился, председатель - крепкий мужик с тяжёлым взглядом посмотрел на меня, потом на моего мужа.
  - В другой раз, - сказал он медленно, - надо бить так, чтобы не доползла. . .
  А ещё через месяц за Мишей пришли. Ночью. Четверо оперативников, держа наготове оружие, вытащили из кровати в дупель пьяного Мишу и усадили его на стул. Привели сонных соседей, согласившихся быть понятыми. У Миши нашли пистолет, из которого он убил милиционера, когда они вместе с дружками грабили сберкассу. Через несколько месяцев я узнала, что Мише дали расстрел. Это известие не вызвало у меня ничего, кроме ощущения пустоты. Было желание увидеть Андрея, но мне сказали он женат, и у него скоро родится второй ребёнок.
  Хотелось уехать из Краснодара: слишком много тяжёлых воспоминаний было у меня связано с этим городом.
  Я как-то гостила в Москве у тёти. Там меня случайно, вобщем-то, познакомили с одним человеком, который сказал, что у него есть ходы и выходы на канадское консульство. Он брался устроить мне вид на жительство за некоторую сумму. У меня не было этой суммы. Но тут внезапно умерла тётя, и я оказалась единственной её наследницей. Тётя во времена своей молодости была любовницей многих партийных чинуш, и оставила по себе немало добра. Я продала часть вещей и часть золота. Серьёзно занялась английским. Через два месяца у меня в кармане лежал "landed immigrant" и билет на поезд в один конец. Правда, пока только до Варшавы.
  Мне было двадцать три года. Достаточно поздно, чтобы начинать жить занова. Но за спиною не оставалось ничего, на что можно было бы опереться, ничего, что привязывало бы меня к прошлому.
  
  На интервью я пришла за полчаса до назначенного времени. Очень нервничала. Машинально пролистывала разложенные на столике журналы, пытаясь себе представить, о чём меня спросят, и что буду отвечать.
  Через двадцать минут секретарша сказала, что я могу войти. Хозяин кабинета - очкастый седой господин оглядел меня, встал и, чуть поклонившись, легонько потряс мою руку.
  Интервью продолжалось недолго. Седой господин выяснял, откуда я, работала ли когда-нибудь секретаршей, как давно в Канаде. Смотрел он очень внимательно, испытывающе, словно хотел прочитать у меня в глазах то, о чём я умолчала. В конце интервью сказал, что в случае, если я получу здесь работу, мне сообщат об этом в течении трёх дней.
  В приёмной я увидела молодого человека. Он сидел в кресле, лениво перебирая журналы. Подняв голову и заметив меня, он замер, вдруг, удивлённо, отложил журнал в сторону и медленно поднялся. Темноволосый. В элегантном дорогом костюме. Я, наверное, тоже застыла, не в силах пошевелиться.
  - Доброе утро, мисс, - произнёс он тем прекрасным произношением, которое сразу же выдаёт коренного канадца. - Меня зовут Гарри. Я представляю голливудскую кинокомпанию...
  Он назвал имя, которого я не помню сейчас.
  - Мы делаем фильм, и нам требуются актёры для эпизодических ролей и для массовок. Конечно, с вашими данными вы бы могли расчитывать и на большее. Но вот сейчас, если у вас есть желание попробоваться...
  Гарри достал из кармана визитную карточку и двумя пальцами протянул её мне. Конечно, у меня было желание!
  Наверное, я с таким недоверием глядела на протянутую мне визитку, что Гарри не выдержал и улыбнулся. Не фальшиво-официальной улыбкой, а как-то тепло, по дружески, и мне показалось, что я знаю его давно, целую вечность.
  - Вы согласны?
  Голливуд... С этим словом у меня ассоциировались шикарные автомобили, яхты, дворцы с бассейнами, элегантные кавалеры в смокингах и дамы в бриллиантах - вся та жизнь, словом, которую я могла видеть только в кино... Конечно, согласна. Я взяла карточку и бережно сунула её в карман своего пиджачка. Гарри опять улыбнулся. На этот раз - так, как улыбается взрослый, которого приводит в умиление наивность ребёнка.
  - Вы на машине?... Нет? Тогда завтра, в два часа дня у метро "Киплинг". Я вас заберу. О-кей?
  Конечно же, я пообещала прийти. Забылось начисто, что на другой день собиралась сходить ещё в какое-то бюро, или может быть биржу. Вспомнила об этом, только оказавшись на улице.
  
  Самые разные мысли теснились в моей голове весь день до вечера. Встреча сегодняшняя произвела на меня большее впечатление, чем хотелось бы. Я пыталась себя убедить, что ничего особо чудесного мне здесь не светит. Самое большее - место какой-нибудь статистки на второсортной голливудской студии. Лучше всего успокоиться и думать об этом поменьше.
  Вечером я выбралась в магазин - купить чего-нибудь к ужину. Блуждая здесь между полками, заваленными разной едой, ловила себя на том. что мысли мои всё равно возвращаются к прежней теме.
  - Вечерний shopping? - услышала я вдруг сзади.
  Обернувшись, увидела Гарри. Почему-то я даже напугалась от его такого неожиданного появления. На нём снова был костюм, но не тот, что утром. Другой. Видимо, он уже успел переодеться.
  - Решила купить поесть. Дома пустой холодильник.
  Гарри огляделся вокруг.
  - По моему, это не самый дешёвый магазин. Ведь, если не ошибаюсь, вы только что из России...
  Он внимательно посмотрел на меня. Я взяла с полки бутылку со сладкой горчицей и, повертев её в руке, бросила на тележку.
  - Но вы же сюда заглянули...
  - Я другое дело. - Гарри лукаво прищурился. - Мне просто нельзя делать покупки в дешёвых магазинах. Иначе могу проститься с работой. Дискредитация компании. Если бы не это, я бы всё покупал только в "Knobb Hill Farms". Честное слово.
  Я оглядела его с недоверием. Он удивился мне в свою очередь.
  - Зачем тратиться, если есть шанс сэкономить? Лучшая вещь, которую можно приобрести за деньги, это сами деньги. Так всегда говорил мой отец.
  - Вы еврей? - спросила я осторожно.
  Гарри напрягся.
  - Что вы имеете в виду?
  - Ваш отец был неглупым человеком.
  Я подкатила тележку к прилавку, где лежали колбасы.
  - Совсем нет. - Гарри покачал головой. - Он всё спустил и быстренько умер. После смерти его наш дом пошёл с аукциона. Мне пришлось всё начинать с нуля.
  Он это сказал спокойно, даже с какой-то гордостью. Я подобрала пакетик, где лежали аккуратно нарезанные колбасные ломтики.
  - Не рекомендую, - быстро сказал Гарри. - Про эту фирму писали в газетах. Они чуть ли не из отходов делают колбасу. Некачественное мясо, вобщем.
  Я положила пакетик обратно.
  - А что вы рекомендуете?
  Гарри улыбнулся застенчиво.
  - Я рекомендую ресторанчик в паре шагов отсюда.
  ...Конечно, я ожидала этого. Но просто необходимо было чуть-чуть поломаться.
  - Я думала ужинать в одиночестве...
  - А теперь?
  В глазах у Гарри отобразилась надежда.
  - Ещё не знаю.
  Он пожал плечами и грустно улыбнулся.
  - Я подожду...
  
  - Признайтесь, что вы следили за мной.
  Гарри кивнул.
  - Признаюсь.
  Официант принёс на подносе два блюда: свиные рёбрышки с вермишелью и жаренные в гриле креветки с каким-то овощным гарниром. Гарри пододвинул себе тарелку со свиными рёбрышками и принялся есть с выраженим человека, знающего толк в хорошей кухне. Я отклонила предложение "что-нибудь выпить": почему-то и так не оставалось сомнений в том, чем этот вечер закончится. У Гарри, думаю, тоже.
  Когда мы вышли из ресторана на улицу, был восхитительный майский вечер - тёплый не по-весеннему, даже, а по-летнему. В те минуты очень хотелось верить, что май-месяц наступил не только в Торонто, но и у меня в жизни.
  
  На другой день я дожидалась его у метро "Киплинг". Гарри приехал минута - в минуту. Он выглядел рассеяным, неуверенным. Словно-бы что-то обдумывал, на что-то решался. Я спросила его. Гарри, пожав плечами, ответил, что у него проблемы с начальством. Что ж, это логично, - подумала я. У него, ведь, тоже есть начальство. А, значит, должны быть и проблемы.
  Мы ехали долго. Гарри петлял, то и дело сворачивал, вёз меня какими-то окольными путями, каждый раз объясняя, что дорога, которой он хотел ехать, перекрыта.
  Наконец, мы оказались где-то за городом - я думаю, это был пригород Брэмтона, и я увидела маленький неприглядного вида домишко. Гарри остановил здесь. Вокруг было тихо и пусто. Я подумала, что это - довольно-таки странно подобранное место для съёмок голливудского фильма. Но ничего не сказала.
  Мы вошли внутрь и оказались в небольшой комнатке, где я увидела ещё двух девушек. Почему-то поняла сразу - они здесь за тем же, за чем и я. Одна - негритянка, другая - латиноамериканка или, может, арабка. Гарри оставил меня тут ждать и ушёл. Мои, судя по всему, конкурентки не проявили ко мне не малейшего интереса. Одна молча глядела в стену, о чём-то раздумывая. Другая курила, сбивая пепел в небольшую фарфоровую пепельницу. Я огляделась. Грязные порванные обои, потолок в каких-то неопределённого цвета пятнах. Неприятное предчувствие зародилась у меня. Я пожелала себе поскорее закончить тут и покинуть это странное помещение.
  Мысли мои были оборваны повлением ещё одной конкуретки или, может - я не знала тогда ещё - партнёрши. Эта была красивая курносая брюнетка в джинсовом костюме. Я, даже не знаю почему, поняла сразу, что она - русская. В глазах у неё читалось то непередаваемое выражение, характерное только для 'наших' - эдакая своеобразная смесь уверенности в себе с неуверенностью в окружающем мире. Курносая брюнетка тоже обратила на меня внимание (возможно, по той же самой причине). Мы разговорились. Девушка оказалась Верой. Она приехала из Калининграда полгода назад и познакомилась в ресторане с интеллигентным молодым человеком в дорогом костюме и в очках. Молодой человек этот привёл её сюда, объяснив, что голливудской кинокомпании нужны статистки и актрисы на небольшие роли. Он здесь, наверное, имеет немалый вес, при ней его называли "профессором". Молодой человек пояснил, однако, что это - всего лишь прозвище.
  Вера сказала, что привезли её сюда ещё утром, и я приготовилась к долгому ожиданию, посетовав, что не взяла книжки или газеты. Она рассказала, что в Калилининграде работала ведущей на местном телевидении и теперь всерьёз рассчитывает сделать карьеру в Голливуде. Я только улыбнулась про себя, но вслух ничего не сказала. Зачем обижать человека? Мы обменялись телефонами, пообещав друг другу при случае как-нибудь позвонить.
  Но, вот, дверь открылась, и нас пригласили в студию. Здесь было так же грязно и неуютно. Я снова про себя удивилась, но подумать ничего не успела.
  Включилась камера. В глаза ударил свет прожекторов. Откуда-то из темноты возник человек в чёрной маске. Он подошёл к латиноамериканке, и тут я увидела, что в руке у него сверкнул нож. Кровь брызнула в разные стороны. Я машинально шагнула назад. От ужаса перехватило дыхание. Это не могло быть игрой! Всё происходило по настоящему.
  Неритянка взвизгнула и побежала к двери. Человек в маске склонился над убитой и начал отрезать ей голову. Он не спешил. И я увидела, что камера смотрит прямо туда. Вот в каком кино мне было предложено сыграть роль!
  Оглянувшись, увидела Веру. Та стояла, как каменная, и неподвижными пустыми глазами смотрела на человека в маске. Негритянка бегала по комнате и, ужасно крича, дёргала дверные ручки. Всё везде было заперто.
  Закончив с латиноамериканкой, человек в маске обтёр нож и двинулся к Вере. Та опомнилась, вдруг, и бросилась бежать. Но только бежать было некуда. Человек в маске настиг её в два обезьяних прыжка и с размаху погрузил в шею стальное лезвие. Вера страшно взвизгнула и тут же затихла.
  ...Я почувствовала, что теряю сознание. Всё вокруг закружилось, запрыгало. Чья-то рука резко зажала мне рот. В глазах потемнело. Я попыталась крикнуть, вырваться, но не смогла.
  - Тихо! - услышала я в самое ухо. - Если хочешь жить, делай, что я говорю.
  Это был Гарри.
  Человек в маске, оставив Веру, погнался за негритянкой. Настиг он её в тот миг, когда несчастная, охрипнув уже от своего крика, молотила кулаками и ногами очередную дверь. Она пыталась было сопротивляться, но тщетно. Два взмаха ножа - и всё кончилось.
  Я и Гарри находились в тени. Кинокамера и прожекторы были заняты сейчас убийцей, разделывающим труп.
  - У нас минута, чтобы бежать, - прошептал Гарри. - Дверь у тебя за спиной не заперта.
  Не помню, как я оказалась на улице. Всё было в сплошном тумане. Гарри сидел за рулём автомобиля, и только успела я упасть на сиденье, включил зажигание.
  
  - Теперь ты свидетель. Он постараются найти тебя и убрать.
  Я пристально смотрела на Гарри, пытаясь понять, что, вообще, происходит. Он поставил свою машину на оживлённой Торонтской улице, неподалёку от центра.
  - Кто ты такой? Что тебе от меня нужно?
  Гарри повернул голову. Он словно бы на что-то решился.
  - Я работаю на правительство, на Ар Си Эм Пи. Мы разбираемся с организацией, которая занимается производством вот этих вот фильмов. Возможно, нам понадобиться твоя помощь.
  - Моя?! - Я отодвинулась назад.
  - Да, твоя. - Гарри кивнул. - Об этом позже. Сейчас мы расстанемся. До завтрашнего вечера. Придёшь в ресторан "Мандарин" на Эглинтон авеню завтра в восемь. Там полно людей, ты будешь в безопасности. Я с тобой свяжусь. И ещё, старайся избегать встреч с полицией. Любой полицейский может оказаться их человеком.
  - Чьим? - Я по прежнему очень немного понимала во всём происходящем. - Кто - они? Что это за фильмы такие?
  Гарри посмотрел в окно.
  - Фильмы, где убивают на самом деле, и где актёры уже не встанут, чтобы поклониться публике. Снимают их на заказ, для очень состоятельных клиентов. Занимается этим некая фирма - целая сеть; у них есть филиалы в Европе, в Америке и особенно в Азии. В Онтарио фирму представляет некий господин...
  - Профессор, - вдруг выговорила я сама не знаю, почему. Вспомнила то, что сказала Вера.
  - Откуда ты знаешь? - удивился Гарри.
  - Мне говорила эта девушка...
  И я передала Гарри весь рассказ, услышанный от Веры.
  - Да, это - он. Очень опасный человек.
  - Профессор носит очки, - вспомнила я ещё.
  - Очки? Возможно. Я про это не знаю. Очки - интересный момент. Это трудно спрятать.
  Я ещё больше отодвинулась от Гарри.
  - Теперь. Ты впутал меня во всё это. Почему я должна тебе верить?
  Гарри пожал плечами.
  - У тебя есть выбор? Я делаю свою работу. Мне приходиться изображать их человека и приводить новых "актёров". В конце концов, я тебя спас. А это уже не было для меня работой. Мог бы и не спасать.
  - Если бы не ты, я бы вообще туда не попала.
  - Извини. Это всё, что я могу сказать.
  Пауза. Я слушала, как гудят машины на улице.
  - Но... - запнулась, - как это, вообще, возможно? Эти фильмы...
  Гарри снова пожал плечами.
  - Что тебя удивляет? Это - простой бизнес. Ты платишь деньги и покупаешь сок из концентрата. Платишь больше - покупаешь свежевыжатый сок. Тот же принцип. Хочешь получить удовольствие от убийства? Платишь десять долларов и берёшь кассету, где герой боевика убивает, но не по-настоящему. Хочешь насладиться реальным убийством? Платишь больше...
  - Но это же дикость, - прошептала я, замотав голово. - Это неправильно... Ужасно...
  - А человек, вообще - скотина. Это его природа.
  Я внимательно посмотрела на Гарри.
  - Нам всем нужен диктатор, тиран. Человеческого обращения мы не заслужили. Не доросли до него... Честно говоря, мне, вот, даже где-то жаль того парня, в маске. Работа у него тяжёлая. Нервная. Не хотел бы я так... - Он пожал плечами.
  Меня передёрнуло. Я смотрела на Гарри с ужасом. Увидела, как глаза у него холодно блеснули.
  - Если хочешь знать моё мнение, - сказал он спокойно, - я ко всему отношусь без эмоций. Для меня это - обычная работа. Они делают своё дело, я - своё. Они зарабатывают деньги, а я их ловлю. Не потому, что они мне неприятны; просто закон нарушают. Моя работа - закон охранять. Вот и всё.
  Я смотрела на Гарри и пыталась его понять. Но не могла. И чувствовала, что уже никогда не пойму. Я всё-таки была по другому воспитана. Только в эту минуту мне стало ясно, насколько мы с ним разные.
  До Гарри это тоже дошло. Он поглядел на меня, и в глазах его я прочитала желание загладить свою неосторожность.
  - Помнишь, что ты сказала мне ночью? - спросил он. - Хочу, чтоб ты знала. У меня был выбор сегодня: спасти тебя или нет. Я его сделал. И совершенно не жалею об этом.
  ...Он уехал. А я осталась. Одна на кипящей переполненной улице пустого равнодушного города..
  
  До встречи с Гарри оставалось больше, чем двадцать четыре часа. Нужно было их куда-нибудь деть. Домой идти нельзя. Я решила завернуть в ресторан и скоротать время за чашкой кофе. Достала свой кошелёк и пересчитала деньги. Нащупала в кармане бумажку. Развернула... Это был телефон Веры. Я хотела уже его выбросить, и тут неожиданная мысль пришла мне в голову. "Вера Петровская, тел.: ..." Зачем она написала свою фамилию? Теперь, ведь, я могу вычислить её адрес. Вряд ли в Торонто много Вер Петровских. Меня пробил озноб, стоило мне об этом подумать... Я помнила, что по словам Веры, она развелась с мужем и жила теперь одна. Cкажу честно, мне было жутко. Но сидеть, сложа руки, всё равно не могла. Чтобы там ни было, но я только тогда смогу почувствовать себя в безопасности, когда все эти люди окажутся в наручниках.
  
  Уже начинало смеркаться, когда я добралась сюда. Это был небольшой трёхэтажный домик на тихой улочке - самая окраина Северного Йорка.
  В кармане лежал газовый балончик - единственное моё оружие. Я привезла его ещё из Краснодара, где никогда с ним не расставалась.
  Даже в лётовском самолёте, где газовое оружие, естественно, не разрешалось, я всё-таки зарыла его среди вещей - мало ли, думала я, а вдруг пронесёт? Не пронесёт - извинюсь и скажу, что не знала, мол, не смогла прочесть по-польски ихние правила... Конечно, это была глупость, но я за последние несколько лет - и уже после всего, что случилось у меня с Мишей - я до того привыкла к этому балончику, что просто не могла заставить себя его выбросить.
  На звонок открыла седая женщина в цветной рубашке и широких брюках. Да, Вера живёт тут, - подтвердила седая женщина, но дома ли она - понятия не имеет. Мы поднялись на второй этаж. Хозяйка указала мне самую крайнюю, у кухни, дверь. Я постучала. Тишина. Услышала только, как на улице пробежала машина.
  - Нет никого, - сказала хозяйка, глядя на дверь без интереса.
  Я сделала вид, что роюсь в карманах.
  - Напишу записку и подсуну её под дверь.
  - О-кей. - Хозяйка пожала плечами и направилась вниз.
  Когда она ушла, и стало совсем тихо, я задумалась. Нужно было попасть внутрь. Но как? Разве поискать что-нибудь на кухне - топор или нож... Топор не подойдёт. Много шума.
  Машинально, без всякой мысли, взялась я за ручку и повернула её... Дверь открылась. Изнутри послышался какой-то шорох. Очень странный шорох. Я напряглась, прислушалась... Неужели, в комнате кто-то есть? Колени у меня медленно, тяжело задрожали. Я быстро отошла в сторону. Надо спрятаться, уйти. Куда? На кухню. Выйдя из коридора, я притаилась в каком-то тёмном углу, между тумбочкой и холодильником.
  Из комнаты появились двое - низкорослый усатый китаец и плотный коренастый тип педерастического вида с косичкой. Они не видели меня, но я могла разглядеть их отлично.
  Снизу послышали шаги хозяйки. Двое - китаец и тип с косичкой направились туда. Когда они скрылись, я быстро вошла в комнату.
  Тут был беспорядок. Вещи валялись - что где. Но, похоже, обыск свой эти двое ещё не закончили. Я огляделась. Одежда, бельё, таблетки от головной боли, противозачаточные пилюли. Аудио и видеокассеты. Какие-то справки, документы...
  Я шарила второпях. Шарила быстро... Шарила и прислушивалась...
  Книга. На русском языке. Что-то о преступлениях КГБ. Быстро раскрыла книгу. Оттуда, порхнув, вылетела бумажка с какими-то записями. Известно, что люди неакуратные пишут адреса и телефоны обычно на разных клочках, которые потом теряют.
  Я подняла бумажку. Так и есть. Это был миниатюрный телефонный справочник. "ПРОФЕССОР" - прочитала я под одним из номеров. То, что мне нужно!
  Силуэт в дверях я заметила сразу. От ужаса спёрло дыхание. Китаец стоял неподвижно и пристально смотрел на меня.
  Оставалось только мгновение, которое решало всё. Я вынула из кармана балончик и прыснула в лицо китайцу. Он не ожидал этого. Китаец вскрикнул, закрыв лицо руками. Я, оттолкнув его, выбежала из комнаты и бросилась по лестнице вниз. У порога споткнулась о что-то мягкое, неподвижное. Когда дверь раскрылась, и свет упал с улицы, я смогла всё разглядеть. Это была хозяйка. Она лежала на спине. По горлу тянулась неровная полоса, откуда на пол сбегала кровь.
  На улице я увидела типа с косичкой. Он спокойно прохаживался. Рядышком стоял тёмно-красный "Вольво", припаркованный как раз напротив дома по другой стороне улице. Я тут же спряталась, зашла назад. Тип с косичкой не успел заметить меня. Я подёргала дверь, что была рядом. Она оказалась незапертой. Я нырнула туда. Это явно было хозяйкино жильё. Кругом - порядок, чистота. Какие-то столетней давности фотографии стояли на тумбочке. Я прошла через одну комнату, другую, третью. Последняя дверь вывела меня в сад. Тут всё было засажено розами и какими-то совершенно бесполезными на вид цветами. Аккуратная тропинка вела на улицу через незапертую калитку.
  Тип с косичкой стоял всё там же, на своём месте. Он оглядел меня с любопытством, но особенно не заинтересовался.
  Из дома послышался крик. Это китаец спускался сверху. Тип с педерастической косичкой ещё раз глянул на меня и быстро пошёл к дому. Я усекла, что дверцу он не запер.
  Как только тип с косичкой исчез в двери дома, я побежала к машине. Вряд ли он оставил там ключи, но... это было неверятно - ключи торчали на своём месте.
  У меня никогда не было своего авто, но водить я умела, и даже неплохо: выучилась в своё время на курсах ДОСААФ. Полминуты мне было достаточно, чтобы машина тронулась с места, и я сразу же добавила скорость. Вдогонку мне прогремели два выстрела: две дырки появились на лобовом стекле. Рывком повернув руль, я очутилась на одной из боковых улиц.
  
  Стемнело. Светящийся циферблат в салоне машины показывал половину десятого. Мне предстояло решить вопрос - где ночевать. Перебрав всё то, что приходило сейчас в голову, я остановилась на предпоследнем - позвонить Диме.
  В бэлловской будке достала телефонный справочник и попыталась найти там Профессора, дабы по номеру выяснить адрес... Бесполезно. Номера шли вне какого-либо порядка. Я позвонила в справочную, но там, вежливо извинившись, отказались говорить со мной на эту тему.
  В голове возникла безумная мысль, и я, переведя дыхание, набрала тот самый ужасный номер...
  Вначале была тишина, какие-то шорохи. Потом - гудки... Каждый из них отдавался мне звоном в ушах.
  - Аллё, - услышала я чёткий мужской голос. Готова была поклясться, что голос этот уже где-то слышала. Ещё раз: - Аллё.
  Я не была готова к такой минуте. Нужно открыть рот, сказать что-нибудь. Ведь он ничего мне сейчас не сделает. Но я не смогла. Слова перепутались в голове, язык окостенел. И я услышала щелчок на другом конце - там положили трубку.
  Знакомый голос! Совершенно точно, знакомый!... Или мне уже кажется? Может, я начинаю сходить с ума? Не слишком ли много всего и всякого приключилось со мной сегодня? Может, на пока хватит?
  Я тихонько положила на место трубку, вышла из будки и медленно села на лавочку. Разные мысли заплясали вокруг нерадостным хороводом. Поняла сейчас, как страшно, нечеловечески я устала. Тупое, холодное равнодушие овладело мной. Я смотрела, как бессмысленно мигала огнями глупая неоновая вывеска.
  А вокруг кишела жизнь. Это - центр Торонто, одна из больших улиц, оживлённых даже сейчас, поздно вечером. Я вернулась к телефонной будке и набрала номер Димы. Он поднял трубку не сразу, сообщив без стеснения, что сидел в уборной. Дима оживился, услышав мой голос. Сказал, что всегда рад мне и конечно не возражает, если я у него переночую.
  Возвращаясь к машине, увидела там поджидающего меня полицейского. Этого не хватало! Полисмен с интересом разглядывал пулевые отверстия на заднем и на лобовом стёклах. Это был смуглый темноволосый парень в форменной полицейской фуражке. Он с подозрением оглядел меня и попросил показать документы. В стороне стояла полицейская машина, за рулём которой я увидела ещё одного полисмена. Усаживаясь на сиденье и доставая какие-то бумаги из выдвижного ящичка, быстро прикидывала, сколько у меня времени, чтобы включить зажигание.
  Прогремел выстрел. Полисмен рухнул на тротуар. Подняв голову, я увидела китайца на другой стороне улицы. В вытянутой руке его был пистолет. Вторая пуля ударила в стену моей машины. Я включила зажигание... "Вольво", взвизгнув, помчалась по мостовой.
  В верхнем зеркале я видела горящие фары. Это была полицейская машина.
  Погоня закончилась быстро. Сделав очередной поворот, я сбавила скорость и выпрыгнула на ходу в кусты у дороги. Полицеский не сразу понял, что произошло. Две наших машины одновременно въехали в столб. Грохотом взрыва мне заткнуло уши. Пламя поднималось до облаков, осветив вокруг всё. Но я уже не могла ничего разглядеть, кроме покорёженной груды полыхающих обломков.
  
  Когда я появилась у Димы, было уже за полночь. Он улыбнулся устало и сказал, что постелил мне на своём месте, а сам будет спать на матрасе у двери. Дима хотел было начать расспросы, но я оборвала его, предупредив, что ничего не скажу, и он сделает мне одолжение, если не будет ни о чём спрашивать. Чувствовала я себя очень виновной, ведь ему завтра рано вставать; хотелось сказать что-нибудь доброе, но вот что именно - я не знала.
  Засыпая, снова и снова проворачивала в голове семь цифр 'профессорского' телефона. Меня не оставляла мысль, что я где-то уже слышала этот номер. И совсем недавно.
  
  Проснулась я очень рано. Сонный Дима ковырялся на кухне. Электронный циферблат в углу, у телевизора, показывал половину седьмого. Я совершенно не выспалась и чувствовала себя разбитой. Однако, решила подниматься.
  Дима покормил меня завтраком, украдкой разглядывая мои ноги. Потом мы растались. Дима сказал, что завтра у него выходной, и он решительно не знает, чем бы заняться. Я опрокинула этот номер, ответив, что у меня, к сожалению, сейчас выходных не бывает.
  Весь день я где-то шаталась. В основном, просиживала в очень скромных, совсем небольших кафе, внимательно разглядывая каждого посетителя. К назначенному времени я уже была в "Мандарине". Этот китайский ресторан знаменит в Торонто среди любителей плотно поесть. Заплатив один раз, съедаешь столько, сколько уместится. Система называется - "шведский стол". По английски: "Buffet. All you can eat". В "Мандарине" - огромный выбор блюд, чем этот ресторан отличается от многих себе подобных. Эмигранты (особенно - поляки и русские), придя сюда, наедаются до тошноты, чтобы после рассказать знакомым о своих подвигах.
  В другой день я бы с удовольствием приняла в этом участие. Но - не сегодня. Ограничилась только чашкой кофе.
  Официант, приняв заказ, ушёл. Я посмотрела в окно, на скатерть, на людей вокруг. Всё зазвенело, задребезжало. Я поняла теперь, что невероятно, до ужаса выдохлась.
  Вежливый официант-китаец принёс дымящуюся чашку и, поклонившись, спросил, не угодно ли мне ещё чего-нибудь. Я отпустила его и опять поглядела вокруг. За столами сидели занятые едой люди. Варёные мидии, жареные креветки, свиные рёбрышки, спагетти под самыми разными соусами. Всё это поглощалось и запивалось чистой водой со льдом. Гарри здесь не было.
  Я машинально высыпала в кофе сахар из двух пакетиков и вылила сливки. Потом, долго перемешивая, глядела на круги светло-коричневой жидкости...
  Меня разбудил официант.
  - Я очень извиняюсь, мисс, - сказал он, полупоклонившись, но у нас не разрешается спать. И ещё, если это вы мисс Елена, то вас - к телефону.
  Сразу я испугалась. Потом взяла себя в руки. В конце концов, кто, кроме Гарри, мог ещё знать, что я - здесь? Подавляя нервную дрожь, я встала со своего места и пошла к стойке.
  Это был Гарри. Он быстро сказал, что времени говорить у него совсем нет, и что он ждёт меня через полтора часа на окраине Брэмтона (он назвал место).
  В кармане лежало сто долларов: я утром заняла у Димы, который долго морщился, доставая их - говорил, что сам не знает, у кого занять.
  Я выпила залпом холодный кофе, и, не теряя времени, отправилась ловить такси.
  
  Часы мои показывали ровно десять. Это было то самое место. Я отошла от дороги и оказалась в лесу. Настоящий североамериканский лес, описанный Купером и Майн Ридом. Но мне было не романтики. Я глядела по сторонам, надеясь прислониться о что-нибудь. Было темно. Глядела сверху холодная каменная луна, обдавая своим космическим светом неподвижные силуэты кругом.
  В голове у меня снова, незатейливо и неотвязно зажужжали эти страшные семь цифр. Они назойливо, невыносимо дразнили меня, обещая: ещё секунда - и я вспомню... Стоп! Стоп. Ещё один раз стоп! Я знала теперь, чей это телефон. Разгадка была и проще и кошмарнее, чем я могла бы предположить.
  Электрический свет карманного фонарика ударил мне по глазам. Я отшатнулась в сторону и - во время. Нож в руке китайца, скользнув мимо меня, стукнулся в дерево. За его спиной я увидела ещё один силуэт. Это был тип с педерастической косичкой.
  - Ни с места! - услышала я. - Не двигаться!
  Это был Гарри. Он стоял за спиной у меня. Громыхнул выстрел, и китаец рухнул в траву, выронив нож. Гарри выстрелил снова, но тип с косичкой успел отскочить в сторону. Выстрелить в третий раз не успел. Противник его прыгнул на Гарри из темноты. Пистолет улетел в сторону, и оба они, тип с косичкой и Гарри, стояли теперь друг против друга. В руке у типа с косичкой злобно блеснул нож.
  Я закрыла глаза. Исход схватки казался мне предрешённым. Но когда я снова глянула, то увидела, что нож уже торчит у бандита в горле. Тот тяжело качнулся и повалился на землю.
  - Ты в порядке? - спросил меня Гарри.
  Я не ответила. Он, наклонившись, начал быстро шарить в траве.
  - Зачем ты их убил? - Я отошла назад. - Я знаю, что это ты - Профессор. Твой телефон был у Веры - той девушки, которую вчера зарезали. Про очки я сначала не догадалась, но потом дошло, что ты носишь линзы... Зачем ты их убил?
  Гарри поднял голову. Он смотрел на меня долго, внимательно. Потом, держа в руке пистолет, шагнул мне навстречу.
  - Давно ты поняла это?
  - Четыре минуты назад. Иначе бы я не пришла.
  Гарри кивнул.
  - И, что, теперь ты всерьёз расчитываешь уйти отсюда живой?
  Я посмотрела на пистолет у него в руке. Не надо мне было выкладывать всего этого!
  Тут вспыхнул свет. Словно в театре, когда поднимается занавес. Я увидела нескольколько полицейских машин за деревьями.
  - Гарри! - кто-то прокричал в мегафон. - Бросай оружие! Тебе не уйти!
  Я машинально отошла назад и съехала вниз. Подо мной был крутой скат, но меня удержала какая-то ветка.
  Закрывая лицо рукой от слепящего света, Гарри наугад выстрелил дважды. Прогремело несколько ответных выстрелов, и я увидела, как он, рухнул в траву - там же, где лежал застреленный им китаец. В эту секунду ветка, о которую я зацепилась, треснула, и меня понесло в чёрную звенящую пустоту.
  
  Когда я открыла глаза, уже рассвело. Медленно поднялась. В голове гудело. Разламывалось всё тело. Я спустилась по склону вниз и вышла к дороге. Потом долго голосовала.
  Машины проскакивали и проскакивали мимо. Никто не хотел останавливать. Наконец какой-то приветливый индус подобрал меня и довёз до Торонто. Я рассказала ему про автомобильную аварию.
  На другой день ко мне домой пришли двое из "имигрэйшн". Они принесли "приказ о депортации", где было написано, что моё дальнейшее пребывание в Канаде представляет собой угрозу для 'канадской безопасности'. Я ответила, что уезжаю завтра и показала билет.
  
  В аэропорту как всегда была очередь. Минут двадцать я переминалась в ожидании.
  Ко мне подошёл мальчишка лет десяти.
  - Это вы - мисс Елена? - выговорил он нараспев. - Тогда это - вам.
  Он вручил мне букет красных гвоздик.
  - От кого? - удивилась я.
  - От одного господина, - ответил мальчишка, исчезая в толпе.
  Я подняла глаза и тут же увидела Гарри. Да, это был он. Гарри стоял на втором этаже и очень пристально смотрел на меня.
  Смотрел, словно хотел запомнить. Надолго. На всю жизнь.
  Шаги, говор, шум - вся каждодневная суета огромного зала аэропорта как будто притихла сейчас. Мы смотрели друг на друга. Он мне показался как-то особенно красивым в эту минуту. Правда. Очень красивым.
  Я опустила цветы на кресло, а одну гвоздику вложила себе в карман плаща.
  - Мисс! - окликнул меня бородатый таможенник. - Вы идёте?
  Я ещё раз посмотрела на Гарри и повернулась к таможеннику.
  - Да-да, - ответила я. - Иду.
  
  
   Эпилог
  
  Рыжеволосая девица шагнула внутрь. Она очутилась в большой комнате с ободранными обоями. Девица сморщилась.
  - Это что, сортир, что ли? - спросила она громко.
  Откуда-то из темноты появился режиссёр.
  - Снимаем первый дубль, - сказал он. - Ты целуешься со своим партнёром. Он достаёт нож и убивает тебя.
  - Что, на самом деле убивает? - Девица захохотала. Она была пьяна.
  Режиссёр улыбнулся.
  - Ну, будем считать, что на самом деле.
  Вспыхнули прожекторы. Заработали камеры. Из темноты появился человек в маске. Он подошёл к рыжей девице и обнял её.
  - Только ты коли не больно, - прошептала та.
   Нож взвился в воздухе и вошёл в шею. На пол ручьём потекла густая, как кисель, тёплая кровь.
  
  1996-1997 гг.., Торонто-Скарборо- Итобикок.
  


Раздел редактора сайта.