Бондарь Александр
Пакет

Lib.ru/Остросюжетная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]

  
   Литературный ремейк
  
  
  Стоял солнечный летний полдень. В свежем нагретом воздухе пахло хлебом, пылью и горячей сырой травой. Среди чистого голубого неба не видно ни одного облачка. Только лёгкий ласковый ветерок приносил временами прохладу из-за пригорка - там за деревьями, среди леса, журчала по круглым обточенным камешкам мелкая холодная речка.
  Пыльная, взбитая чужими сапогами дорога шла, изгибаясь и поворачивая, вдоль пшеничного поля, и пропадала за горизонтом.
  Ксюша остановилась, поправила на голове белый платок и огляделась по сторонам. Она возвращалась с поля, куда её утром послала старуха-мать - надо было отнести отцу в поле обед: свёрток, где мать аккуратно перевязала вместе с краюхою хлеба несколько яиц, кусок сала, варёную картошку и бидон свежего утреннего молока.
  Ксюша устала, очень болели натёртые пальцы ног. Она подумала, что идти ей ещё далеко, станица нескоро; хорошо бы спуститься к речке - снять сапоги и смочить водой горячие воспалённые ноги.
  Солнце пекло, дорога пахла горьковатою пылью, а ветерок из-за деревьев всё так же манил и звал за собой, туда, где поросшие тиной круглые камешки лежали на дне неподвижно, прикрытые мелкой водной рябью.
  
  Ксюша свернула и пошла по тропинке к реке. Она шла, стараясь раздвигать листья деревьев и следя, чтобы широкая юбка не цеплялась за колючки кустарника.
  Уже у самой реки, там, где вода тихо плещет о каменистый берег, Ксюша остановилась. Она услышала, как кто-то стонет в кустах.
  Мгновение стояла она неподвижно, теребя пальцами юбку. Потом решительно направилась туда, откуда слышались стоны.
  Подойдя ближе и раздвинув кустарник, Ксюша вскрикнула и отступила назад.
  На траве, у воды, лежал молодой казак. Рубаха на груди у него была залита кровью, рядом валялись наган и большая сумка. Казак лежал, запрокинув назад голову; грудь у него мучительно и тяжело вздымалась, глаза были закрыты.
  Ксюша подошла совсем близко и наклонилась. Казак приоткрыл глаза, и в мутных глазах его прояснилось вдруг что-то.
  - Пакет, - прошептал он одними губами. - Пакет...
  - Что такое? - переспросила Ксюша, наклоняясь к нему ещё ниже.
  - Пакет, - повторил казак. - Его превосходительству генералу Деникину лично, в Екатеринодар... Надо передать.
  Рука его медленно поползла в сумку.
  Ксюша нахмурилась. "Ещё чего", - подумала она про себя.
  А казак словно захотел приподняться, но закрыл глаза и осел.
  "Помрёт сейчас", - решила Ксюша. И тут увидела, что в стороне немного, на траве, лежат неподвижно двое красноармейцев; один в руке держит шашку, а у другого винтовка.
  - Я передам, - твёрдо сказала Ксюша. - Передам!
  Казак снова глаза открыл, посмотрел на неё.
  - Но только смотри, тут, в пакете, важные сводки. В крайнем случае уничтожь. Но чтобы только он не попал к красным.
  - Хорошо, - Ксюша кивнула. - Не отдам пакета. Если что - уничтожу.
  - Уничтожь, - казак говорит, - но лучше доставь. Сотню нашу зажали со всех сторон. Если не будет помощи, им всем гибель.
  Казак вынул из кожаной сумки огромный бумажный конверт с двумя сургучовыми печатями и положил его на траву. После глаза закрыл.
  Присела Ксюша, сидит неподвижно и на пакет смотрит. Поняла она, что умер казак, не откроет глаза уже, не заговорит с ней. И не может она уже вот просто так встать сейчас и уйти - вроде как мёртвому пообещала. И ещё подумала она о тех казаках, что бьются сейчас в окружении и ждут от генерала Деникина помощи...
  Поднялась Ксюша. Взяла пакет.
  - Прощай, казак! - прошептала.
  Свернула она пакет и в сапог спрятала. Только чуть от реки отошла, видит лошадь в кустах стоит, траву щиплет. Догадалась она, что перед ней лошадь убитого казака. 'Вот это кстати', - подумала Ксюша. Конь повернул голову и посмотрел на неё равнодушно. Ксюша, подойдя, потрепала его за гриву, седло поправила, вскочила, согнулась, дала каблуком в брюхо. Конь на дыбы встал, хотел сбросить наездницу, но Ксюша смогла удержаться.
  - Н-но! - крикнула она. - Н-но! Чего захотел, окаянный!
  Конь захрапел, заржал громко, но встал на ноги.
  - Давай! - говорит ему, - давай, хороший мой, полетели!
  Направился конь сквозь кусты. Ксюше колючки за одежду цепляются, но Ксюша, знай за уздцы держится. Вышел конь на дорогу, взбрыкнул копытами, и только ветер засвистел у Ксюши в ушах.
  Несётся казацкий конь, копытами бьёт по дороге, пыль летит во все стороны.
  Вот, и дорога уже позади осталась, несутся вдоль рощи, деревья шумят, в ушах жужжит. Что ни минута, - верста, а лошадь хрипит, головой трясёт, словно злится.
  Вот мост деревянный - простучали копыта.
  Вот в сожжённую кем-то деревню свернули...
  Вот лесом скачут...
  Темно. Сыро. Ксюша то и дело голову поднимает, солнце вверху ищет: по солнцу дорогу узнать легче. Голову задерёт - ветки в лицо стегают. Снова сгибается и дышит опять в самую гриву коня.
  И вдруг лес заканчивается. Видит Ксюша: река перед ней. Этого не хватало только!
  Скачет она по берегу вправо. Мост ищет. Нет нигде моста. Возвращается, налево скачет. Опять нет.
  Река широкая, тёмная - глубоко, наверное.
  Но что же тут делать? Не возвращаться же!
  Спускается Ксюша тихонько с обрыва и направляет коня к воде. Конь не спеша подходит.
  - Но! - говорит Ксюша. - Пошёл! Но!
  И пришпорила его слегка. Поводьями дёрнула.
  Не двинулся конь. Только фыркнул сердито.
  - Но! - говорит Ксюша. - Дурашка ты! Воды испугался?
  А конь на месте стоит и только шевелит боками. И уши тоже шевелит.
  - Да ну же, - говорит Ксюша, - ну, в самом деле!..
  И тут разозлилась. Как ударила с силой в бока, свистнула:
  - А ну, гад, скачи!..
  Подскочил конь. И ринулся прямо в воду. Прямо в самую глубину.
  Ксюша почувствовала, как перевернуло её, накрыло и потащило куда-то. Каким-то чудом успела она стремена сбросить, вынырнула и видит - одна она плывёт по реке, а рядом, в двух саженях, круги колыхаются и белые пузыри булькают.
  И так ей стало жаль лошадь! Пару минут плавала Ксюша вокруг этого места. Надеялась, что вот-вот вынырнет конь. Но не вынырнул тот. Утонул.
  Заплакала Ксюша и поплыла на другой берег.
  Вылезла. Течёт с неё, мокрая вся. Косынку в воде потеряла. Сапоги распухли и стали тяжёлые.
  Но делать нечего. Отправилась Ксюша дальше. Идёт она по тропинке. Солнце ей левую щёку греет - а значит, Екатеринодар направо. Поворачивает Ксюша вправо. Пока идёт, обсыхает. И сапоги высыхают. Всё меньше и меньше становятся сапоги - ногу уже начинают жать.
  И вдруг, появляется на дороге откуда-то человек. Не военный. Вольный. В мужицкой одежде. Страшный какой-то.
  - Здорово, - говорит, - красавица!
  И странно как-то на неё смотрит. Смеётся.
  Ксюша нахмурилась, назад отошла.
  - Чего, - говорит, - смеёшься?
  Испугалась тут Ксюша. В первый раз за весь день испугалась.
  А мужик говорит ей:
  - Я смеюсь с того, красавица, что все ласковые пошли очень.
  - Как это ласковые? - не поняла Ксюша. - Ты кто?
  - Я, - говорит мужик, - был вчера человеком, а сегодня - собака бездомная. Ты не смотри, красавица, что у меня хвоста нет, я всё-таки теперь собака...
  - А ну тебя, - говорит Ксюша. - Выражайся точнее.
  Смеётся бродяга.
  - Ваши большевички, - говорит, - у меня жену убили - штыком её закололи и в хате сожгли, а я сейчас ихнего часового камнем пристукнул.
  Нахмурилась Ксюша.
  - Как это, - говорит, - часового?
  И отошла назад. А мужик на колени свалился, за горло себя схватил, рубаху на себе разорвал и как заорёт:
  - Давай, продавай меня, большевистская сучка! Давай, сдай меня комиссарам!
  Тут Ксюша всё поняла. "В этом селе, верно, одни кацапы - все советскую власть поддерживают. И этот мужичок, наверно, решил, что и я тут им комсомолка какая, сволочь красная..."
  - Кто, - спрашивает у мужика, - у тебя жену убил? Отвечай...
  - Ваши, - говорит. - Коммунисты ваши, за которых вы все тут стоите. Жинку, старушку мою, они штыком закололи и в хате сожгли. Спасибочки вам... Спасибочки за революцию, будь она проклята, и за эту новую власть...
  И голову опустил. Горько так.
  "Понятно, - думает Ксюша. - Сумасшедший попался. Что делать с ним будешь?"
  - Встань, - говорит ему, - бедный человек. Иди себе с Богом! Ошибаешься ты: не красная я не какая, не комсомолка. И тебя никому не сдам.
  Встал он с колен и на Ксюшу смотрит. Такими глазами смотрит, что у той муравьи по спине побежали. Большие у него глаза, печальные, и действительно, как у собаки.
  - Иди, - говорит Ксюша. - Иди с Богом.
  А он всё стоит и смотрит.
  - Иди, - говорит Ксюша, - иди.
  Страшно ей очень стало. Пожалела, что нет у неё при себе никакого оружия. Надо было у убитого казака взять. Всё-таки с наганом спокойнее.
  А мужик молчит - о чём думает, неизвестно. Тогда Ксюша свернула с тропинки и осторожно пошла мимо него. Идёт дальше.
  Но только взошла на горку, как вдруг видит: навстречу ей с горки спускается конный разъезд.
  Сразу она поняла, что это за разъезд. Мелькнули перед глазами у Ксюши папахи с красными лентами. Штыки с винтовками. Сверкнули на солнце белые шашки...
  И тут не выдержала Ксюша и побежала.
  Бежит, а вдогонку ей слышится:
  - А ну, стой! Стоять, говорю!
  Поняла Ксюша, что тут бесполезно бежать. Кони уже несутся с горы, и фырканье лошадиное слышится. Даже слышится свист из лошадиных ноздрей.
  Остановилась Ксюша. Окружили её враз красные конники.
  - Ты кто такая? - спрашивают. - Куда направляешься?
  - Так я местная, - Ксюша даже попробовала улыбнуться глупо. - В деревню иду, с поля.
  - В какую деревню? С какого поля?
  Ксюша совсем растерялась. Разве она знает, как хоть одна из местных деревень называется?
  - А убегала чего? - строго спрашивает красноармеец.
  - Так это я... испугалась.
  - Чего испугалась? Солдат, что ли, не видела?
  Открыла рот Ксюша, а что ответить - не знает.
  - Давай её в штаб, - говорит другой красноармеец. - Там разберут.
  Повели Ксюшу в штаб. Идёт она, про себя вздыхает. "Что же будет теперь? - думает. - А как обыщут? Красные не особо-то церемонятся. У них чуть что - сразу к стенке".
  Вошли в село. Увидела Ксюша большую избу.
  - Стой! - говорят конвоиры. - Стой, девка! Вже штаб.
  Поднялись они в штаб. Провели Ксюшу в прихожие сени, в полутёмную комнату.
  - Подожди, - говорят, - мы сейчас доложим товарищу командиру.
  Двое ушли, а двое с комнате с Ксюшей остались. "Ничего, - Ксюша про себя думает. - Ещё не конец. Конец будет, когда к стенке поставят. Не так уж мои плохи дела. Если так посмотреть, то что я им вообще сделала? У белых я не служу. А если бы и служила?.. Погонов на мне офицерских нет, оружия тоже, и документов нет никаких. Ещё поглядим, кто кого перемудрит, товарищи комиссары!.."
  Но тут открывается дверь, и оттуда кричат:
  - Сюда пленную!
  - Пленная, живее давай проходи! - приказывают конвоиры.
  И провели Ксюшу в комнату большевистского штаба.
  Видит она: сидит за столом командир. Обыкновенный вполне военный командир. Симпатичный даже. Молодой, чернявый. Смотрит на Ксюшу спокойно, без всякой злобы.
  А на столе перед ним лежит камень. Обыкновенный, не очень большой булыжник.
  Командир очень серьёзно на Ксюшу смотрит и потом на булыжник.
  - Что? - спрашивает. - Узнаёшь?
  - Чего? - удивилась Ксюша.
  - Камешек этот узнаёшь?
  - Нет, - честно говорит Ксюша. - А для чего я должна его узнавать?
  Командир головой качает.
  - Неужели не узнаёшь?
  - В жизни, - говорит Ксюша, - с камнями дела не имела. Я к отцу ходила, он в поле работает, и заблудилась... Вообще не понимаю, что я вам плохого сделал. За что? Я ведь просто иду себе по тропинке... Понимаете? И вдруг...
  - Ага, - командир кивает. - И вдруг - на пути стоит часовой. Да? Ты берёшь камень - вот этот - и бьёшь часового по голове... Камнем!
  И тут он вскочил вдруг. Позеленел весь. И как заорёт:
  - Мерзавка! Я тебе дам мне морочить голову! Я тебя, тварь, за ноги повешу! Исполосую! Собак тобой накормлю!..
  У Ксюши от неожиданности аж язык провалился. Потом она говорит тихо:
  - Краснодранец, коммунист чёртов. Всех вас, псов, перевешают не сегодня, так завтра!
  Едва только сказала и осеклась тут же, но было поздно уже.
  А командир улыбнулся довольно, успокоился, подошёл ближе и говорит Ксюше в лицо:
  - Ага! Вот как заговорила? Прекрасно! Замечательно!.. Ребята! - кричит он красноармейцам. - А ну, принимай её. Обыскать эту гадюку белогвардейскую, обыскать до самых пяток!
  Ксюша услышала это и задрожала вся. Отшатнулась. Зажмурилась.
  Но тут, вдруг, отворяются настежь двери, вбегает молоденький красноармеец и говорит:
  - Товарищ командир! Товарищ командир! Товарищ Атарбеков приехал!
  Вскочили тут все. Побледнели. И командир чернявый - тоже вскочил и тоже побледнел, словно мертвец.
  - Товарищи! - говорит. - Товарищи! Что же это такое?.. Батюшки!.. Смиррно! - закричал он на конвойных. - Немедленно выставить караул! Немедленно все на улицу встречать товарища Атарбекова! Живо все, я сказал!..
  И все побежали к дверям.
  Ксюша осталась одна, и с ней остался молодой красноармеец в широких ботинках. Стоит он у самых дверей, винтовкой играет и Ксюше в лицо глядит внимательно. Показалось Ксюше, что глаза у него какие-то необычные. Улыбается, что ли? Или, может, это испуганные глаза? Может быть, он боится Ксюшу? Боится, что вырвет она винтовку и убежит?..
  А Ксюша про себя задумалась. Что же ей делать с пакетом? Куда его деть? Уничтожить его необходимо. Но как? Как ты его уничтожишь? Выбросить пакет нельзя. Разорвать тоже. Да и толку?! Всё равно потом соберут по кусочкам. Нет, тут что-то другое совсем придумать нужно...
  Стоит Ксюша и на красноармейца смотрит. А красноармеец ей улыбается - теперь уже Ксюша поняла - он точно ей улыбается. Не по себе стало Ксюше от этой его улыбки. То ли сочувствует ей красноармеец, то ли смеётся над ней. Попробуй пойми! И винтовкой своей всё время играет.
  "А что, - подумала про себя Ксюша, - отдам ему этот пакет! Возьми, дескать, спрячь, пожалуйста..."
  "Нет, - потом думает, - нет, нельзя так."
  Но куда же ей, всё-таки, этот проклятый пакет деть?!
  И тут Ксюша придумала.
  "Надо мне его съесть. Совсем съесть."
  Опустилась она на стул и достала из сапога пакет. Конечно, уже не пакет это был, а просто тяжёлый комок бумаги. Отвратительным показался Ксюше этот комок. Аж тошнота подошла к горлу.
  "Ой, - думает, - мама! А как же его мне есть? С чего начинать? С какого бока?"
  И на конвоира своего взглянула.
  Улыбается! Улыбается, сволочь красная!..
  "Ах, вот так?! - думает Ксюша. - Улыбаешься, значит?"
  И тут же назло откусила кусок пакета. И начала тихо жевать.
  Жуёт потихоньку, жуёт и чем больше она жуёт, тем становится ей понятнее, что проглотить этот кусок она никогда не сможет. Ни за что в жизни не сможет.
  А красноармеец уже перестал улыбаться и перестал винтовкой играть, он очень серьёзно теперь наблюдает за Ксюшей. И вдруг говорит ей негромко:
  - Эй, красавица!.. Хлеб да соль.
  Удивилась Ксюша. Что это такое ещё? Даже жевать перестала.
  Но тут - за окном, на улице, загрохотало и загремело. Автомобиль подъехал к крыльцу. И не успела Ксюша как следует удивиться, как голоса заговорили в сенях, застучали приклады, и красноармеец, что сторожил Ксюшу, чучелом застыл у дверей. А Ксюша перепугалась сильно. Запихала пакет обратно себе в сапог. И рот плотно закрыла.
  Стоит и дышать не может. И слюну проглотить тоже не может.
  Тут распахнулись двери и входит несколько человек. Впереди - армянин в кожанке. Глаза у него свирепые, будто у зверя. С ним несколько чекистов-армян. Армянин в кожанке оглядел Ксюшу и отвернулся. А один из его чекистов уже внимательно на неё посмотрел. Смотрит и раздевает глазами. За ними несколько красноармейцев вошли и несколько командиров. Все суетятся, бегают, стулья приносят главному армянину, трясутся все, и особенно суетится дежурный по штабу командир. Этот дежурный только что в пояс не кланяется; вот-вот, кажется, на колени встанет.
  - Извините, товарищ Атарбеков, - говорит, заикаясь. Мы вас совсем не ждали. Очень для нас неожиданно...
  И тут этот страшный армянин в кожанке ещё раз посмотрел на Ксюшу.
  - Это кто? - спрашивает.
  - А это, - отвечает быстро дежурный командир, - пленная, товарищ Атарбеков. Полчаса тому назад камнем убила нашего караульного. Захвачена в окрестностях нашей конной разведкой.
  - Ага, - кивнул армянин.
  И подошёл к Ксюше. Глазами на неё страшно сверкнул.
  - Понятно, - говорит. - Попалась, сука?.. Уже допрашивали?
  - Нет, товарищ Атарбеков, - отвечает ему дежурный командир. - Не успели.
  - Обыскивали?
  Застыла Ксюша. Только зубы плотнее сжала и думает: "Всё. Конец."
  А в комнате все молчат. Тишина такая, что слышит Ксюша, как сердце у неё в груди колотится.
  Армянин подошёл к Ксюше. За подбородок её потрогал.
  - Ты кто? - спрашивает.
  А Ксюша молчит. Головой туда-сюда повертела.
  Армянин глазами сверкнул на неё.
  - Ты знаешь, кто я такой? - спрашивает. - Я сейчас прикажу с тебя кожу с живой срезать, а потом положить на раскалённый большой лист железа. Знаешь, как у тебя всё тогда зашипит и забулькает?..
  Армянин усмехнулся, и видно было по этой усмешке, что знает он, о чём говорит.
  Усмешка у него страшная. Ксюша качнулась тихо, чуть в обморок не упала. Но зубы не разжимает.
  - Что это значит? - спрашивает армянин. - Немая, что ли?
  - Да нет, товарищ Атарбеков, - отвечает ему дежурный командир. - Пять минут назад только эта немая так здесь митинговала, что расстрелять мало. Вела злостную контрреволюционную агитацию.
  - Так, - говорит армянин. - Понятно.
  Присел в быстро пододвинутый для него дежурным командиром стул и продолжает, глядя на Ксюшу:
  - Если ты сейчас же мне не ответишь, кто ты и откуда, прикажу начинать костёр во дворе раскладывать. А пока его будут раскладывать, я с тебя начну кожу срезать по кусочку.
  Ксюша молчит. Качнулась только.
  Армянин помолчал тоже и говорит:
  - Ну что ж, можно и начинать.
  Тут рот раскрылся у Ксюши. И что-то густое, тяжёлое, на пол шмякнулось. Обмерла Ксюша.
  - Эй, - армянин говорит, - что это там упало?
  Дежурный командир подошёл, наклонился, скривился от отвращения.
  - Язык это, товарищ Атарбеков...
  - Как это? - армянин удивился. - Что ты сказал?.. Язык?!
  - Так точно, товарищ Атарбеков, - отвечает ему дежурный командир. - Язык.
  Глядят на пол все и видят: да, в самом деле язык на полу лежит. Обыкновенный язык: красный и мокрый. А на нём уже сидит муха.
  Дежурный командир приказал тогда быстро одному из красноармейцев:
  - Королёв! Убери немедленно! И пол помой.
  Вот тут Ксюша сообразила. Рот раскрывает.
  - Мы-ны-бы-бы... - говорит.
  - Что? - переспрашивает её армянин в кожанке.
  Ксюша ему отвечает:
  - Бы-бы...
  И головой трясёт.
  - Да, - говорит дежурный командир. - Так и есть. Она свой язык выплюнула.
  Армянин в кожанке головой покачал - видно такого ещё не видел.
  - Отвести её к доктору, - приказывает, - пусть посмотрит. Потом решим, что с ней делать.
  Вывели Ксюшу на улицу, через село ведут. Рядом дежурный командир и молодой красноармеец с винтовкой, тот самый, в широких ботинках.
  - Слушай, Зыков, - говорит ему командир. - Веди её в околоток. А я тебя сейчас догоню. Мне надо на пару слов к комиссару сходить.
  Развернулся и быстрым шагом пропал куда-то. А красноармеец и Ксюша идут через площадь. Ксюша идёт впереди, красноармеец - сзади. Винтовку свою наперевес держит. И молчит.
  Хотела Ксюша к нему обратиться, сказать что-нибудь; подумала и не решилась. А, вдруг, донесёт командиру!
  Идут молча.
  Идёт Ксюша и думает, что это конец, скорее всего. Если сейчас она убежать не сможет, то потом вряд ли удастся.
  Но только куда здесь бежать? И потом, сзади винтовка. От пули точно не убежишь.
  Пришли они в околоток. Ксюша увидела здесь маленький деревенский домик. Окно открыто. Крылечко стоит. У крылечка и под окном на завалинке сидят больные. Очереди ждут.
  Один руку свою на белой повязке укачивает. У другого нога забинтована. Третий все время за щёку хватается - зубы, видно, болят. Четвёртый что-то на шее у себя ковыряет. Что у пятого - неизвестно. Просто сидит и махорку курит.
  Поздоровался с ними красноармеец.
  Ему отвечают:
  - Здоровы! Куды, - говорят, - без очереди? Садись, четырнадцатыми будете. Красноармеец им говорит:
  - Мы без очереди. Дело у нас очень серьёзное.
  - Со штаба, что ли?
  - Ну да, - отвечает красноармеец. - Видите, шпионка белогвардейская у нас заболела.
  - Ого! - крестьяне смеются. - И что же в ней заболело?
  - А в ней, - отвечает, улыбаясь, красноармеец, - зуб заболел. Ей перед смертью особую золотую плонбу хотят поставить.
  - Ого! - крестьяне хохочут.
  - А ну, - говорит красноармеец Ксюше, - садись, давай, отдохни, покуда товарищ командир не вернётся.
  Ксюша присела. По сторонам смотрит. "Что же это такое? - думала Ксюша, глядя вокруг себя. Неужели меня и вправду расстреляют?.."
  "Ксюша подняла голову. А какая природа кругом! И показалось ей, что природы такой она в жизни не видела - нигде, даже в родной станице. Честное слово! Даже и там нет таких чудных садов и таких густых яблонь. А воздух какой! Черешней пахнет. А небо такое синее - пронзительно ярко синее - никогда прежде Ксюша такого неба не видела! Всю жизнь, кажется Ксюше, смотреть можно и не налюбуешься! Но только какая у Ксюши осталась жизнь? Совсем маленькая.
  Тут и командир подошёл.
  - Давай, - бодро говорит он Ксюше. - Лечиться пойдём. Потом мы тебя расстреляем. Я у товарища Атарбекова попрошу разрешения, чтобы собственноручно. Решето из тебя сделаем... А пока подлечим немного.
  Встали они и пошли. Красноармеец Зыков пихает Ксюшу в спину прикладом и кричит:
  - А ну, пошла! Живо!
  Ксюша идёт. Поднимается она по лесенке и входит в раздевальную комнату. Здесь она поморщилась. Противный тут воздух. Карболкой воняет. Всюду какие-то банки валяются, склянки, жестянки. Пыль кругом, грязь.
  Стены чёрные. У стены деревянная лавка стоит, а на стене, на вешалке, висят солдатские шинели, фуражка и куртка кожаная, как у чекистов.
  - Ну? - говорит командир. - Чего на дороге стала? К доктору давай! Живо!
  Зыков опять прикладом её пихнул, потом рукой дверь распахнул.
  Вошла Ксюша в комнату, доктора оглядела: маленький такой, беленький старичок. А перед ним, выпятив грудь, стоит какой-то полуголый мужик. И доктор его через трубку слушает.
  Потом, не оборачиваясь, через плечо бросил:
  - Стучаться нужно, товарищи-господа.
  Но тут, как увидел красного командира, совсем переменился в лице.
  - Я дико, - говорит, - извиняюсь, товарищ командир. Это я думал, сволочь какая-нибудь без очереди опять лезет.
  - Нет, - говорит ему командир. - Мы из штаба. У нас тут чрезвычайно экстренное дело. Отпустите больного.
  - Ага, - говорит доктор. - Конечно. С большим удовольствием.
  Он быстро постукал полуголого мужика, помазал его где-то йодом и отпустил. А сам подошёл к рукомойнику и стал намыливать руки.
  - Да, - говорит, - товарищ командир. Я вас слушаю.
  - Вот, - командир на Ксюшу кивнул. - Видите эту девицу? Несколько минут назад она демонстративно откусила себе язык.
  - Ага, - говорит доктор. - Интересный случай.
  Потом спросил:
  - А как, позвольте спросить, откусила?.. Полностью или частично?
  - Я не знаю, - говорит ему командир. - Может быть, и частично. Не в этом дело. Самое главное, что эта дрянь теперь говорить не может. Понимаете? А нам ещё нужно её допросить. Не можете ли вы чего-нибудь сделать? Научным путём. Чтобы она перед смертью хоть чуточку поговорила.
  - Посмотрим, - отвечает доктор.
  И начинает споласкивать руки.
  - Посмотрим, - говорит ещё раз. - Это нетрудно. Хотя, должен вас поставить в известность, что наша наука не очень-то допускает, чтобы кто-нибудь без языка разговаривал. Конечно, посмотреть я могу. Но всё-таки с научной точки зрения я не берусь вам давать каких-либо обещаний. Посмотреть посмотрю...
  Потом он подошёл к Ксюше и говорит:
  - А ну ка, мадам... Откройте рот.
  Ксюша открывать не хотела. Но подумала: куда деваться? Открыла.
  - Ещё, - говорит ей доктор, - откройте... Пошире!
  Ксюша ещё пошире открыла, как только смогла.
  - Ещё, - говорит доктор. - Вот так. Достаточно. Спасибо.
  Посмотрел он у Ксюши во рту, поковырялся там своими чистенькими пальчиками и говорит:
  - Да нет, товарищ. Язык на месте.
  - Как? - командир удивился. - Не может этого быть!
  - Уверяю вас, - отвечает доктор. - Язык в полной исправности, только синий.
  - Быть этого не может, - командир говорит ему. - Я сам видел, как она его откусила.
  - Тогда посмотрите, - говорит доктор.
  И показал ему Ксюшин рот.
  Командир головой покачал.
  - Чёрт знает что, - говорит. - Два языка у неё висят, что ли?!
  - Да нет, - доктор плечами пожал. - Навряд ли... У одного человека двух языков не полагается. Этого наша наука не допускает. И лично я, хоть с научной точки зрения и не берусь объяснить этот факт, но в общем и целом - язык на месте.
  - Понятно! - командир кивнул. - Так, значит, она обманула нас. Значит, дрянь эта говорить может?.. Значит, ты можешь, мерзавка, говорить?
  - Да, - Ксюша кивнула. - Могу.
  Подумал тогда командир, ремень свой с кобурой поправил, прошёлся взад и вперёд по комнате.
  - Хорошо. Тогда подзаймитесь, товарищ доктор, немного этой дамочкой. Подлечите её слегка, приведите в порядок, а после пришлите к нам.
  Он повернулся к Зыкову.
  - Будешь караулить пленную. После приведёшь её в штаб.
  Развернулся и, ни слова больше не говоря, вышел. А за ним следом вышел и Зыков.
  И уже из сеней кто-то вдруг негромко и быстро крикнул.
  - Что там случилось? - спросил доктор.
  А Зыков из сеней отвечает:
  - Ничего страшного! Товарищ командир немного споткнулся.
  Остались в комнате только Ксюша с доктором.
  Тот подошёл к Ксюше.
  - Так вот, - говорит, - мадам... Откройте, пожалуйста, рот.
  Ксюша спросила:
  - Зачем? Чего ещё ты там не видел?
  - Убедиться, - говорит, - хочу.
  Раскрыла рот Ксюша. И язык высунула.
  - Да, - говорит доктор. - Язык у вас в полной исправности. Могу порадовать. Но только он какой-то чересчур синий. Как будто его в чернилах купали. А? Вы, молодая мадам, чернила случайно не кушаете? Хе-хе!..
  - Нет, - говорит Ксюша.
  - Так, так, - говорит доктор. - И дёсны у вас чёрные. Скушайте, пожалуй, пирамидону.
  Ксюша съела.
  - Вы что? - говорит. - Военнопленная?
  Ксюша молчит.
  - Ладно, - доктор руки об халат вытер. - Если вас, мадам, не расстреляют, приходите, - я вам ещё пирамидону дам.
  Ксюша опять ничего не ответила.
  - Ну что ж, - говорит доктор, - это, пожалуй, всё.
  А сам к рукомойнику - пальцы мылить.
  - Можете её уводить! - крикнул он через дверь Зыкову.
  Тот вошёл в комнату.
  - Шагом марш! - скомандовал он.
  И поднял винтовку.
  Выходят они через сени на улицу. Там больные на завалинке на них уставились. Зубы скалят.
  - А! - один говорит Ксюше. - Их благородию почтенье! Ну как, поставили золотую плонбу?
  Все дружно захохотали.
  Потом увидела Ксюша: вдруг покраснел Зыков.
  - А ну, давай! - говорит. - Двигайся! Шагом марш!
  И громко своим затвором - щёлк!
  Дескать, поговори у меня - свинцовую пломбу получишь.
  Идут они почти что рядом. Ксюша слева, а Зыков справа. И вдруг поняла Ксюша, что идут они совсем не туда. Не к штабу они идут, а куда-то совсем в другую сторону. Туда, где село кончается. Туда, где последние домики стоят.
  "Что же, - думает она, - это значит? Куда же мы идём?"
  А спросить у Зыкова не решается. Ксюша молчит.
  Зыков тогда говорит:
  - А ну, поднажми.
  - Вот ещё! - фыркнула Ксюша. - Буду я за тобой бегать!
  Зыков говорит:
  - Поднажми! Дура!.. Жить, что-ли, совсем не хочешь?..
  Ксюша не поняла ничего, но пошла быстрее. А сама про себя думает: "Куда же он ведёт меня, сукин сын? На свадьбу, что ли?.."
  И только про свадьбу подумала, видит - идёт им навстречу какой-то красный командир. В кожаной куртке и с маузером. Лицо у него неприятное очень. Оглядел он брезгливо - и Ксюшу, и Зыкова.
  - Куда? - спрашивает.
  Тут Зыков делает перед ним стойку и отвечает:
  - Товарищ командир! Пленную белоказачку к исполнению веду.
  - В расход?
  - Так точно, товарищ командир, в расход.
  - Ну-ну, - говорит тот. - Вольно... Шагай себе... Не промахнись.
  По Ксюше равнодушно скользнул взглядом, словно она уже была тенью. Повернулся он и пошёл дальше.
  И Ксюша с Зыковым дальше пошли.
  Не хотелось Ксюше идти. Просто ноги переступать не желают.
  А погода была замечательная. Пахло травой и свежими яблоками. Весело шелестели деревья. Щебетали птицы.
  Твёрдыми шагами шёл позади Зыков. Ксюша прислушивалась, как брякает у него винтовка, и как негромко поскрипывают красноармейские ботинки. И, главное, молчит этот Зыков... Хотя бы слово сказал, гад. Или бы крикнул что-нибудь.
  Идут они сначала через село. Потом оказались на выгоне, где коровы пасутся. Потом идут по узенькой кривой тропиночке, мимо каких-то огородов и зимних сараев. И всё молчит Зыков. Только винтовка его в тишине побрякивает. И очень противно скрипят то и дело ботинки.
  "А как же сотня? - подумалось Ксюше. - Неужто и вправду им гибель?.. И это из-за меня!.."
  Но куда же всё-таки они идут? Уже и села не видно, и собаки не лают, а Ксюша с красноармейцем всё шагают куда-то.
  И вдруг:
  - Стой!
  Ксюша остановилась. Стоит. Всё, думает: "Конец. Прощайся теперь."
  Но только с кем тут прощаться? Одна трава...
  Ксюша голову повернула и видит, что Зыков берёт свой бердан под мышку, а сам лезет за пазуху и вынимает оттуда - что-то.
  - На! - говорит Ксюше. - Одевай на голову!
  Что это такое ещё?
  Видит Ксюша - косынка красная. Такие - она видела, комсомолки носят.
  - Ну! - Зыков ей в руку косынку суёт. - Надевай быстрее!
  - Что это? - удивляется Ксюша. - Зачем?..
  Зыков аж на траву сплюнул:
  - Жить будешь, дура! Скорей одевай эту тряпку, пока нет никого кругом! Слышишь?
  Ксюша остолбенела. Стоит, не может двинуться.
  - Ну давай, - говорит Зыков, - я сам тебе повяжу.
  Винтовку он на траву бросил. К девушке подошёл и быстро, наспех, перевязал Ксюше красной косынкой голову.
  - А теперь, - говорит, - бежим.
  - Куда? - Ксюша всё ещё не могла понять.
  - А я знаю? - Зыков плечами пожал. - Главное, чтобы подальше.
  Ксюша смотрит на Зыкова, поверить не может.
  Потом, как проснулась.
  - Идём! - говорит ему. - Идём скорее!
  И быстрей из оврага. Идут, а Ксюша про себя быстро думает: сказать ему про пакет или не стоит?..
  Побежали они. Бегут, а кругом лес мелькает, деревья, пни, кочки...
  - До вон того леса! - кричит Зыков. - Там красных уже быть не должно!
  А лес не близко ещё. Версты две.
  Но, вот, минут через десять добежали они до леса.
  - Стой! - кричит, задыхаясь, Ксюша. - Стой уже.
  И упала в траву. Зыков присел рядом.
  - Передохнём, - говорит, - пять минут.
  Сели они под высоким деревом: Ксюша вытянулась в траве, а Зыков достал кисет и стал трубку закуривать.
  Ксюша голову повернула:
  - Всё-таки, я не пойму, Зыков... Кто ты такой?
  Тот плечами пожал.
  - А я и сам не знаю... Человек. Русский. Мобилизовали меня красные. Четыре месяца у них прослужил... Служил я у красных, служил и каждый день о том, как сбежать думал. За эти четыре месяца такого я насмотрелся, лучше не вспоминать...
  И он начал рассказывать и рассказал всё...
  Как он приехал с германского фронта домой. Как у него дома хозяйство погибло. Как он жену после тифа похоронил. Как пришли в деревню комбеды с продотрядовцами, и как отобрали то, что ещё от хозяйства осталось. И так далее... И как в конце концов забрали его 'добровольно' в Красную Армию, дали винтовку и велели стрелять в классового врага.
  - Стреляй, - говорят, - в гадов и пороху не жалей! Потому что, - говорят, - один хрен не люди это, а так... двуногие...
  Ксюша спросила:
  - И ты - стрелял?
  - Нет, - красноармеец Зыков головой покачал. - Прикладом только.
  - Как, прикладом?.. Убивал, значит?
  - Одного человека только убил... И тот наш командир...
  - Какой командир?..
  - Тот самый. С которым пришли к доктору... Я его в околотке... в сенях... прикладом. Пока ты там у доктора пирамидон кушала... Счёты у меня с ним свои были. Друга он моего расстрелял...
  Замолкла Ксюша. Сидит, думает.
  - Я в этих сенях, - говорит Зыков, - тебе и косынку красную раздобыл. Так, на лавке лежала. Если нас коммунисты теперь остановят, должны за своих принять.
  Ксюша не ответила ничего, только фыркнула.
  - Ладно, - сказал Зыков. - Вставай. Идти пора.
  Ксюша встала.
  Идут они дальше, через глухой лес и оказались на большой опушке. Здесь Зыков спросил Ксюшу:
  - А я только не понял, зачем ты нашего часового грохнула?
  Ксюша не поняла:
  - Часового?.. Не я это. Его сумасшедший один, наверно, кончил.
  И только сказала - из кустов выходит мужик. Тот самый сумасшедший, который при первой встрече напугал Ксюшу.
  Идёт он прямо на них - лохматый, рваный, и опять улыбается.
  И что-то бормочет и шипит про себя что-то.
  Ксюша испугалась. Встала. Но виду не подала.
  И говорит:
  - Знакомая личность.
  - Это кто? - спросил Зыков.
  Ксюша объяснила:
  - Это тот самый, который вашего караульного камнем убил.
  Потом нехорошо улыбнулась, глядя на сумасшедшего:
  - Ты что же это, по чужому пачпорту людей убиваешь?.. Меня, знаешь, из-за тебя чуть в расход не пустили... Чуешь?
  А тот отвечает:
  - Убивал и убивать буду. Я вас всех изничтожу, красное коммунячье племя.
  Лицо у него заплакало, задёргалось всё, перекосилось. - Жинку мою штыком закололи и в хате сожгли...
  Поняла Ксюша, что смотрит он на её косынку. Она поняла это и сразу нахмурилась.
  - Я, - говорит сумасшедший, - и вас, гадёнышей, не пожалею. И вас отошлю к вашему красному дьяволу!
  Нагибается и берёт с земли камень.
  - Стой! - кричит Ксюша. - Стой!
  Но тут - зззиг! Над самой головой пролетел булыжник. Чуть-чуть не достал!
  Зыков винтовку вскинул и лязгнул затвором. Сумасшедший вторым камнем пустил в него. Еле увернулся Зыков.
  А сумасшедший подбежал к канаве, нагнулся и набрал полные горсти камней. Но не успел бросить. Зыков взял на плечо, прицелился и пальнул в сторону сумасшедшего. Тот выронил камни и тут же пропал в кустах.
  И только собрались Ксюша с Зыковым дальше идти, - вдруг слышат топот.
  Оглянулись они: красноармейский разъезд. Чёрные, взмыленные кони, винтовки наперевес, красные ленты на папахах.
  - Стой! - кричат. - Не двигаться! Кто такие?! Откуда?!
  "Ну, - думает про себя Ксюша. - Пропали."
  Но Зыков ничуть не смутился. Отвечает бойко и даже весело:
  - Здорово, ребята!.. А мы испужались - думали, беляки.
  - Кто такие? - повторяет красноармеец. - Идёте куда?
  - Учительница эта наша, на собрание комсомола с ней ездили. Возвращаемся, вот.
  - Какое собрание? Где?.. В общем, поворачивай с нами в штаб.
  - Зачем?
  - Затем. Там разберёмся, какие вы комсомольцы.
  Но тут один из красноармейцев разглядел Зыкова.
  - А! Зыков, - говорит громко.
  Тот отвечает ему:
  - Здорово, Петренко. Подумай, какое дело: меня признавать не хотят!
  Красноармеец Петренко папаху на голове поправил и остальным говорит:
  - Ребята, я знаю его! Это Зыков. С нашего эскадрона.
  Тут уж красноармейцы поверили кажется.
  - Тогда ладно, - один говорит, главный по виду. - Можете себе идти.
  Повернулась Ксюша спиной. Несколько шагов сделала. Но тут слышит, ей кричат в спину:
  - Послушайте! Эй... Стойте!
  - Что такое? - Остановилась она.
  Стоит Ксюша, как вкопанная. А Зыков ей шепчет:
  - Беги! Беги, девка... Я задержу.
  Один из красноармейцев кричит им:
  - Вы только на правую руку не ходите.
  - А что такое? - обернулась Ксюша.
  - Там за ручьём беляки окопались.
  - Беляки? - Ксюша переспросила. - Ужас какой! Ладно, туда не пойдём. Спасибо.
  Красные коней своих повернули и скрылись из глаз.
  - Ну, - Зыков со лба пот вытер, - слава Богу! Сюда давай. На эту руку.
  - Да! - говорит Ксюша. - Правильно. За ручей. К белым!
  Идут они дальше. Ксюша устала уже, лоб рукой вытирает. А Зыков идёт, хоть бы что. Но, вот, остановился, вдруг, и говорит:
  - Стой! Ты ничего не слышишь?
  - Нет, - говорит Ксюша.
  Остановилась она. Послушала тишину... Хотя нет, не совсем тишину. И в самом деле, где-то далеко-далеко - как будто бы мужики горох молотят.
  - Правда, - Ксюша головой кивнула.
  - Что-то трещит.
  - Стреляют, - сказал Зыков. - Пулемётная дробь. Из кольта бьют...
  - Да, - говорит, - слышу.
  Тогда они быстрее пошли. На дорогу вышли. И по пыльной дороге прямо на солнце шагают. А солнце уже садится, темнеет уже, и чем дальше, тем громче - то справа, то слева - бум! бах!
  - Ну, - Зыков говорит. - Довольно! Давай сымать эту дрянь.
  - Чего сымать? - не поняла Ксюша.
  - Косынку свою дурацкую, - говорит. - Сымай её к дьяволу. Пофасонила - хватит!
  - А пора, думаешь?
  - Пора, - отвечает ей Зыков. - Точно, пора. Давай, товарищ комсомолка.
  Но только Ксюша рукой за косынку взялась - топот копыт. Глянули - конный разъезд несётся.
  И прямо на них.
  - Тикай, - говорит Зыков. - Тикай, девка, если жить хочешь.
  И так побежал, будто его ремнём по спине стегнули.
  И Ксюша побежала.
  А конники их уже догоняют. Вот-вот настигнут. Это в лесу от кавалеристов легко скрыться, а по ровной дороге никак не уйдёшь...
  И вот, слышит Ксюша - всё ближе и ближе стучат копыта. И вдруг - трах-тах!
  Над самой головой у неё свистит пуля.
  Бах! - ещё раз...
  "Конец!" - мелькнуло у Ксюши. Под сердцем у неё сжалось.
  Зыков ей крикнул:
  - Милая! Давай!
  Ксюша крикнула:
  - Что?
  Зыков опять:
  - Миленькая, давай! Давай же...
  Но отстаёт Ксюша. Не может она быстро бежать. Задыхается.
  - Беги сам! - кричит она Зыкову. - Не задерживайся...
  Бегут они, кругом пыль, как дым на пожаре. Дороги уже не видно. И Зыкова Ксюше тоже не видно. А сзади так и колотит:
  Бум! Бах! Трах!
  Вдруг Зыков что-то негромко крикнул.
  Ксюша голову повернула и видит: упал Зыков навзничь, лежит на дороге, щека у него в крови, а нос прямо в земле.
  А сзади: один за другим - бах! бах!
  Побежала Ксюша. Вперёд... Нет, не может. Не может бежать. Вернулась она тогда, на колени упала.
  - Зыков! - кричит. - Вставай! Зыков!
  А он - не встаёт. Не шевелится. Землю нюхает.
  Схватила она его за плечо. Трясёт, что есть силы.
  - Зыков, - говорит, - вставай, миленький! Ну, вставай, ну, пожалуйста!..
  Но тут сверху, над самой её головой:
  - Стой! Руки кверху!
  Подняла Ксюша голову... И видит - фуражки офицерские, погоны блестят.
  Села она тогда в пыль, рядом с убитым Зыковым, слёзы текут по щекам, и бормочет она.
  - Братцы, - бормочет Ксюша. - Братцы... Ну что же это такое?.. Зачем это так?.. Зачем? Для чего?..
  Белые с коней спрыгнули. Обошли Ксюшу. Один командует:
  - Убитого обыскать, а эту в штаб, там допросим.
  Ксюша поднялась на ноги.
  - Вы думаете, мы красные?.. Мы сами от красных только чудом ушли...
  Офицер головой помотал, усмехнулся.
  - В штаб доставим, там разберём. С теми, у кого фуражки со звёздами, у нас разговор недолгий...
  А Зыков по-прежнему всё лежит в пыли. Его будто чурбан переворачивают на спину, на бок и шарят во всех карманах. А Ксюша глядит на него и плачет.
  Один из солдат, что обыскивал Зыкова, говорит:
  - Ещё дышит.
  - Ладно, - говорит офицер. - Пускай подышит малость. Погода сегодня чудная.
  Вытащили из кармана Зыкова бумажки. Прочли:
  "Василий Семёнович Зыков, 10-й Красной армии рядовой".
  - Н-да, - проговорил офицер. - С этим, пожалуй, ясно. Все по коням!
  Потом глянул на Ксюшу:
  - Давай, комсомолка, вперёд шагай... к светлому завтра!
  - Нет, - Ксюша голову опустила и вниз смотрит. - Можете меня прямо тут стрельнуть, а я его не оставлю. Берите его с собой... Слышите?!
  - Пардон, мадам, - ей офицер отвечает. - Но катафалк мы с собой прихватить забыли.
  - Как знаете. Я не пойду без него.
  - Не пойдёшь?.. А... ч-чёрт с тобой! Захарченко! Бери этого красного мертвяка через седло - там разберём, что с ними обоими делать.
  Отправились они в путь. Впереди двое едут, винтовки наперевес, слева ещё один, офицер справа, позади казак Захарченко с Зыковым через седло, и рядом идёт Ксюша.
  Бредёт Ксюша, как пьяная, спотыкается, под ноги себе не глядит.
  Уже темно стало. Звёзды на небе высыпали, когда они вошли в село.
  Заплакала Ксюша. И не хотела плакать, слёзы сами ручьём полились из глаз. Ксюша и не вытирает их.
  Зыков ещё дышал. Подошла Ксюша и погладила его по волосам. Но Зыков не реагировал. Ксюша шла рядом, она неотрывно смотрела на Зыкова, и словно он был ребёнком, гладила рукой его волосы. Зыков вздохнул, замычал, головой поёрзал, но глаза не открыл. И кровь у него уже не идёт с виска.
  - Зыков! - ласковым голосом позвала его Ксюша. - Зыков!
  Молчит он. Не отвечает. И глаза закрыты. И лицо у него неподвижное.
  - Зыков!.. - шепчет Ксюша, - проснись! Ведь мы от красных ушли, а это ведь главное... И всё у нас будет с тобой хорошо, Зыков. Поедем ко мне в станицу, вместе жить будем. И всё у нас там с тобой хорошо будет. Я тебя батьке своему покажу и мамке своей. В церковь пойдём с тобой под венец... Ты ведь возьмёшь меня в жёны, правда?..
  - Помер он, - хмуро ответил казак Захарченко. - Не видишь, что ли?..
  Замолчала Ксюша, и больше уже не произнесла ни слова.
  Стало совсем темно, когда привели её на какой-то двор. Видела она, как Зыкова, будто мешок с картошкой, скинули с лошади на телегу и закрыли ему лицо. Потом на крыльце появился офицер в новенькой форме с погонами.
  - Пленную на допрос! - крикнул он.
  "Это я-то пленная!.. - подумала Ксюша. - К казакам в плен попала!.."
  Её провели в избу. В избе пахло хлебом и щами, а на столе Ксюша увидела чернильницу, бумаги, разложенные в беспорядке и заграничного вида маузер. А за столом сидит молодой офицер со строгим, взрослым лицом. И рядом другой, постарше, с усами как у Тараса Бульбы. Ещё один офицер - у окна.
  - Давай, красотка, - говорит Ксюше молодой офицер. - Подойди сюда, поближе.
  Ксюша сделала медленно пару шагов.
  - Рассказывай, - говорит ей офицер. - Лучше всю правду. Кто такие. С каким заданием шли к нам.
  - Я пакет несла... - произнесла Ксюша и остановилась.
  - Какой пакет? - офицер удивился. - К кому?..
  - Генералу Деникину...
  - Издеваешься... - нахмурился офицер.
  Ксюша молчала. Всё перевернулось у неё в голове. Она и хотела бы обо всём рассказать, но только не знала, как рассказывать и какими словами.
  Офицер помолчал минуту, потом огляделся по сторонам, словно ища сочувствия и поддержки, после сказал конвойному:
  - Выведи её за станицу и пусть шагает на все четыре стороны, но если будет ещё где-нибудь возле наших позиций тереться, стреляй её на месте. Всё понял?
  - Так точно, ваше благородие!
  - Подождите... - Ксюша открыла рот. - Подождите, ведь я же...
  - Давай, давай! - офицер на неё рукой замахал. - Давай, шагай, пока я не успел передумать!
  Ксюша и опомниться не успела, как вывели её из избы. Но тут, вдруг, она лицом к лицу столкнулась с человеком, от одного вида которого ей стало не по себе. Это был тот самый сумасшедший мужик, которого она встретила дважды: сначала одна, а после с Зыковым. На Ксюшу он смотрел, бешено вращая глазами. А вид у него был ещё страшнее, чем прежде. Одежда его совсем изодралась. Руки и ноги были в крови, как будто он часа три в кустах лазил.
  Ксюша чуть в обморок не упала от страха. А сумасшедший, увидев её, заорал по звериному и замахал руками.
  - Она это! - кричит конвойному. - Большевичка! Зарубите её, суку! К стенке её поставьте!
  Возле них тут же офицер вырос.
  - Знаешь её? - быстро спросил у сумасшедшего.
  - Знаю! - сверкая глазами заговорил сумасшедший. - Как же не знать! Они самые Нинку, старушку мою, штыком закололи и в хате сожгли. Они, собаки, после в меня в лесу из ружья стреляли...
  - Что? - прищурился офицер. - Что теперь говорить будешь?!
  Ксюша головой завертела:
  - Всё брехня собачья! Всё врет, - говорит. - Не стреляли в него... Один раз только мимо стрельнули...
  А сумасшедший продолжает:
  - Это, - говорит, - комсомольцы, с собрания своего они шли. Я всё это своими ушами слышал, хотя они по мне, подлецы, из ружья стреляли.
  Ксюша кричит на него:
  - Не ври! Какие тебе ещё комсомольцы!? Что мелешь? Один раз только в тебя и стрельнули.
  Офицер ей говорит:
  - Заткнись! Так, значит, с собрания комсомольского шли, с пакетом для генерала Деникина?!..
  Ксюша совсем спуталась:
  - Ну так ведь это... Мы не с собрания, мы это, мы не нарочно... Мы шли...
  Ксюша смутилась. И покраснела совсем.
  - Шли мы, - говорит, - не туда, мы шли сюда. Мы шли...
  - Стой! - кричит офицер. - Хватит! Достаточно.
  Потом говорит старику:
  - Ладно, дед. Спасибо тебе. Можешь идти. Скажи хлопцам, чтобы тебе кушать дали. Прощай.
  Похлопал его по спине, и сумасшедший ушёл... А Ксюшу отвели в сторону. Ну, всё, - поняла она, - это конец.
  Поставили её у забора. Один из казаков говорит:
  - Сапоги свои скидывай. Зачем добро губить?
  Присела Ксюша на землю и стаскивает один сапог, другой стаскивает... И вдруг... достала она из портянки пакет. Он весь, как тряпка для пола, по нему уже и понять нельзя, что это пакет. Ксюша взяла двумя руками его и глядит. Потом на казаков глаза подняла.
  - Хлопцы, - говорит, - так ведь это ж пакет, до генерала Деникина, тот самый...
  Стала она его разворачивать. Какой-то комочек бумажный. И что-то на нём написано, но что написано, разобрать тяжело...
  Тут где-то рядом совсем громко ударило, вспыхнуло, разорвалось.
  - Красные! - закричал чей-то голос.
  Несколько конников в островерхих будёновках ворвались во двор. Казаки стреляли в них, разбегаясь в разные стороны. Ксюша шагнула назад, прижавшись пальцами к доскам забора.
  ...Когда выстрелы стихли, Ксюша пришла в себя. Она медленно и тяжело оглядывалась.
  Казаки - те, что собирались её расстреливать и которым она только минуту назад показывала пакет, лежали теперь кто где. Красноармейцы ходили по двору, собирая оружие. На Ксюшу никто здесь не обращал внимания.
  Она шла, внимательно глядя под ноги и качая про себя головой. У входа в избу она увидела офицера - того, который её допрашивал. Офицер лежал, глядя в траву и зацепившись ногою за деревянный выступ. Он словно бы споткнулся, выходя из избы и лёг неподвижно. Ксюше странно было, что он не думает подниматься.
  Она разглядела наган, зажатый в руке у него. Подошла ближе и нагнулась над офицером...
  - Эй, девка! Что ты тут ищешь?
  Ксюша обернулась назад - бородатый мужик в чёрной кожаной куртке и с неприятным, коричневым от ветра лицом шёл прямо к ней. На кожаной его фуражке краснела звезда. "Комиссар", - про себя подумала Ксюша.
  И не понимая, что она делает и для чего, Ксюша выбросила вперёд руку с наганом и надавила курок, целя в неприятное лицо с красной звездой.
  Она видела, как тот, в кого она выстрелила, упал. И следом что-то сильно толкнуло её - в спину и потом в грудь.
  Всё сразу же провалилось в чёрно-красную непроглядную мглу.
  
  ...Она открыла глаза и увидела над собой сверкающее звёздное небо. Потом она увидела строй солдат с винтовками. Ксюша поняла, что её сейчас будут расстреливать. Но она никак не могла понять, что это за солдаты, и откуда они взялись.
  - Вы какие солдаты? - наивно спросила она. - Красные или белые?
  - А тебе не один чёрт!? - грубо ответил сердитый голос.
  Прозвучала команда, и солдаты взяли ружья наизготовку.
  Ксюша задрала голову к небу. Там, наверху, звёзды пришли в движение. Они торопливо кружились, словно спеша для неё исполнить какой-то странный и удивительно красивый танец. Переливаясь цветными огнями, эти волшебные звёзды растворяли в себе застывшую тишину гаснущей летней ночи.
  
   Миссиссага - Торонто,
   2006-2007 гг..


Раздел редактора сайта.