Танин отец, капитан Сосновский, был хорошим, опытным солдатом. Всю германскую войну он прошёл с наганом в руке - до самого октября семнадцатого, когда сагитированные большевиками солдаты, окружив его и выбив этот самый наган, повалили на землю, сорвали погоны, а самого чуть не убили.
Прошло полгода, и снова по украинским степям засвистели жестокие пули, снова засверкали здесь горячие стальные шашки, и выжженнная южным солнцем земля опять дрожала от злого грохота конских копыт. Капитан Сосновский снова достал свой верный боевой наган и опять отправился на войну - отправился защищать веру, которую растоптали, царя, которого свергли и отечество, которое превратили в хлев.
Его дочке Тане этой весной исполнилось восемнадцать. Красавица с русыми распущенными волосами и удивительно чистыми серыми глазами, с детской улыбкой, в искренность которой не поверить было нельзя - Таня увязалась за своим отцом, на войну.
Сказать, что капитан Сосновский всеми силами противился такому её поступку - значит и вовсе ничего не сказать. Но что мог поделать этот боевой командир, если он так и не научился приказывать своей Тане - единственной дочери, которую любил больше, чем мог и должен был любить отец, не потерявший ещё вконец свой рассудок.
Оказавшись на фронте, Таня быстро освоилась. Она носила тяжёлую шинель и гимнастёрку, она выучилась метко бить из нагана и владеть шашкой. Все надежды её отца на то, что едва только услышав грохот пальбы, Таня испугается и захочет обратно, быстро рассеялись. И капитан Сосновский махнул рукой.
А Таня словно бы и не понимала, что происходит вокруг. Мало того, что опасности не пугали её - сама война казалась Тане игрою, игрою волнующею и азартною, увлекательною настолько, что начав раз, остановиться было уже нельзя. Это словно гусарская рулетка, где победитель выигрывает не просто ставку и даже не просто жизнь, а всегда что-то большее.
И обязательно с Таней что-нибудь случится: то от своих отстанет, то заблудится, то вдруг исчезнет на день, на два и, когда отец по ней и поминки мысленно справит, появится вдруг опять и, с улыбкой, бросит на землю замок от большевистского пулемёта или ещё что-нибудь, рассказывая при этом невероятные истории о своих похождениях. И поверить девчонке трудно, и не поверить никак нельзя.
Однажды, будучи в дозоре, наткнулась она на два ящика патронов, оставленных петлюровцами при отступлении, пробовала их поднять - тяжело, никак. Тогда перетянула она их ремнями, навьючила на пасшуюся рядом корову - так и доставила патроны своим.
И все, кто был в отряде, любили её, и офицеры и солдаты. Таня была необыкновенно весёлая. В дождь, или в холод - она не унывала. А когда на привале возьмёт в руки гитару и запоёт романс - сразу же тихо кругом становится, не шелохнётся никто.
2
Было это в Волынской губернии. В 1919 году. Тяжело приходилось тогда отряду. Красные шли по пятам.
Остановились на привал как-то. Бойцы разбрелись, костёр разложили, чай кипятят, картошку пекут. И никто не обратил внимания, что поднялась Таня, спрятала свой наган в кармане и исчезла куда-то.
Идёт Таня по лесной тропинке и думает: "В прошлый раз, когда мы здесь были, недалеко на мельнице мельника захватили. Оказался мельник большевиком. Его расстреляли. А сын мельника - здоровый мужик - тогда убежал. Интересно, не дома ли он сейчас?"
Прошла Таня с полверсты, видит - выглядывает из-за листвы крыша хутора. Спряталась тогда Таня за ветки и наблюдает, нет ли чего-нибудь подозрительного: не ржут ли большевистские кони? Не звякают ли вражеские обрезы?..
Нет, ничего, только жирные гуси, греясь на солнце, плавают в болотце и кричит пересвистами болотная птица - кулик. Подошла Таня и наган наготове держит. Заглянула в окошко - никого. Только вдруг выходит из избы старуха мельничиха. Нос крючком, брови конской гривою. Остолбенела Таня от ее вида. И говорит ей эта неприятная старуха ласковым голосом:
- Заходи в горницу, девочка, может закусишь чего.
Идёт Таня через сени, а старуха за ней. И видит Таня слева дверцу - в чулан, наверно. Распахнула она и взглянула на всякий случай - не спрятался ли там кто. Не успела Таня присмотреться как следует - толкнула её со всей силы в спину старуха и захлопнула сзади с торжествующим смехом дверь.
Поднявшись, прыгнула назад Таня, рванула скобку - поздно. "Cette fois je suis morte, - думает она, - пропала!" Кругом никого, одна в большевистском гнезде, а старуха уже неприятным голосом какого-то ни то Гаврилу, ни то Вавилу зовёт. Набегут большевики - конец.
И только подумала было Таня, что - всё, смерть ей пришла, как вдруг рассмеялась весело и про себя решила: "Нет, ничего у тебя, maman, не выйдет".
Задвинула она засов со своей стороны. Смотрит - кругом мешки навалены, стены толстые, в брёвнах вместо окон щели вырублены. Так запросто сюда не проберешься. Посидела она тогда, подумала. Потом выставила наган в щель и начала спокойно садить выстрел за выстрелом в солнце, в Луну, в звёзды и в прочие небесные светила.
Слышит Таня, что бегут уже откуда-то большевики, и думает про себя: "Бегайте, псы, давайте, бегайте себе! Наши сейчас стрельбу услышат. Ils seront fascines".
Так и вышло. Сунулся кто-то дверь ломать, Таня через дверь два раза бахнула. Стали через стены в Таню стрелять, а она за мешки с мукой забралась и лежит - лучше, чем в окопе. Так не прошло и двадцати минут, как вылетает вихрем из-за кустов капитан Сосновский со своими ребятами. И началась схватка.
Уже когда окончилась перестрелка и заняли белые хутор, Таня из чулана кричит:
- Эй, вы там, отоприте!
Удивились ребята:
- Чей это знакомый голос из чулана доносится?
Отпёрли и уже глаза вытаращили от удивления:
- А ты как здесь очутилась?
Рассказала Таня, как её провела баба - ребята захохотали.
А отец её сильно выругал - чтобы не ходила куда не надо без спроса. Засвистела Таня, пропела себе негромко что-то на французский мотив, улыбнулась и полезла на крышу - за красными наблюдать.
3
Однажды, перед тем как выступить в поход к деревне Огнище, сказал Тане один солдат:
- Рядом с Огнищами деревушка есть, Капищами называется. Стоит она совсем близко, сажен двести - так что огороды сходятся. Ну, так вот, сам я оттуда, домишка крайний. Сейчас в нём никого нет. В подполе, в углу, за барахлом разным, шашку я спрятал, как из дому уходил. Хорошая шашка, кавказская, и темляк на ней с серебряной бахромой - у одного убитого комиссара снял.
Запала Тане в голову комиссарская шашка - так запала, что никак избавиться от этих мыслей не может.
Дошли они с отрядом до Огнища. Гиблое место, за каждой рощицей враг притаился, в каждой меже большевик спрятался. На улицах пусто, как после холеры, и каждый куст, каждый стог сена - гибелью дышит.
Пока отряд набирал подводы и халупы осматривал, Таня решила не терять даром времени и тихо исчезла. Прошла мимо огнищенских огородов, попала на горку в Капище. Кругом тихо - словно на кладбище. Трубы у печей дымят, горшки на загнётках горячие, а в халупах ни души. Каждый, кто был тут - или далеко отсюда сбежал или рядом где-нибудь спрятался.
Идёт Таня. Наган наготове, оглядывается. Нашла крайнюю избу, отворотила доски от двери и очутилась в горнице. А там пыль, прохлада, видно, что давно хозяевами брошена хатёнка. Нашла Таня кольцо от подпола и дёрнула его. Внизу темно, гнилко, сырость, смертью попахивает. Поморщилась Таня, но полезла.
Около часа она там копалась - и наконец нашла шашку. Смотрит на неё Таня и про себя по-французски ругается.
Наврал ей солдат - ничего в этой шашке хорошего нет: ножны с боков пообтёрты, а темляк тусклый и бахрома наполовину повыдернута. Выругалась опять Таня, но всё же забрала находку и вылезла на улицу.
Прошла она только с десяток шагов и остановилась. Холодно вдруг стало Тане, несмотря на то, что пекло солнце беспощадною жарою июльского неба. Смотрит она и видит: как на ладони внизу деревушка Огнище, поля несжатые, болотца в осоке, рощи, ручейки. Всё это Таня видит прекрасно, но одного только не видит она - Таня не видит своего отряда. Словно провалился куда-то отряд.
Вздрогнула она и оглянулась. Поняла Таня, что если ушёл отряд, то оживут сейчас эти кусты, зашелестит листва, заколышется несжатая рожь, и корявые большевистские обрезы, высунувшиеся отовсюду, принесут смерть одинокому, отставшему от отряда бойцу.
Перебежала она улицу, выбралась к соломенным клуням. Нет никого. Никто ещё не успел заметить Таню. Смотрит она и видит, что от горизонта как будто бы блохи скачут. И поняла Таня - красная конница прямо сюда идёт. Всё! Конец.
Забежала она в одну клуню, а та чуть не до крыши соломой и сеном набита. Забралась Таня на самый верх, доползла до угла и стала сено раскапывать. Раскапывает, а сама всё ниже опускается. Так докопалась до самого низа. Сверху её сеном запорошило, через стены плетёной стенки воздух проходит, и даже видно немного, но плохо видно.
Конечно, с другим кем-нибудь на месте Тани удар бы случился: совсем одна, в деревне топот - большевики понаехали. А Таня села, кусок сала из сумки вытащила и ест спокойно, а сама думает: "Rien a s'inquieter. Здесь меня не найдут, а ночью, если действовать умно - выберусь". Пристроила под голову вещевой мешок и заснула - перед этим три ночи покоя не было.
Просыпается - темно на улице. В щёлку звёзды видны и Луна. Звёзды ещё так, не очень, а Луна ей уже совсем некстати. Выбралась Таня наверх и поползла на четвереньках. Вдруг слышит рядом совсем разговор. Насторожилась - пост в десяти шагах. Легла тогда Таня плашмя - в одной руке наган, в другой шашка - и поползла, как ящерица. Сожмёт левую ногу, выдвинет правую руку с наганом, потом бесшумно выпрямится. Так почти рядом проползла мимо поста. И всё бы хорошо, но только вдруг чувствует она, что под животом хлябь пошла. И так заползла Таня в болото. Кругом тина - грязь, вода под горло подходит, лягушки рядом совсем глотку раздирают. И вперёд ползти уже невозможно, и стоя идти нельзя - сразу с поста заметят и пулей срежут. Луна светит, как для праздника, красные всего в пятнадцати шагах, и никуда никак не сунешься. Что делать?
Подумала тогда Таня, высунулась осторожно из воды, сняла с пояса бомбу, нацелилась и что было силы метнула её вверх, через головы красноармейского караула. Упала бомба далеко с другой стороны - и так ахнуло по кустам, что только клочья в небо полетели. Красноармейцы повскакивали, бросились на взрыв, стрельбу открыли в другую сторону, а Таня поднялась и по болоту двинула дальше. Добралась до суха, поползла по ржи на четвереньках, потом в кусты и завихляла, закружилась - только её и видели.
К рассвету она добрела до станции. Ребята аж рты разинули - опять жива Таня! Капитан Сосновский выслушал её рассказ, снова выругался: не шатайся, куда не надо, без толку; но а потом, когда ушла Таня, сказал:
- Дури у неё в голове много, но и находчивость есть. Жалко, что не парнем она родилась! Жалко!
А шашку Таня тому самому солдату отдала, пусть сам с ней таскается! И действительно. Зачем Тане шашка? Нагана ей мало, что ли?
4
Было это недалеко от Киева. Шли тогда горячие бои, и деникинцы, взявшие штурмом город, гнали и били петлюровцев. Стоял отряд под прикрытием артиллерии, в неглубоком тылу. А рядом к грузовику на верёвке наблюдательный воздушный шар был подвешен. То ли газ через оболочку проходить начал, то ли щель вдруг в шаре образовалась, но только стал он потихоньку спускаться, и как раз в самую нужную минуту.
Говорит тогда капитан Сосновский:
- А ну-ка, ребята, кто ростом поменьше? Хотя бы ты, Таня, залезай в корзину. Может, он поднимет тебя. Нам бы ещё хоть пять минут продержаться - понаблюдать, что там происходит, за этими холмами.
Таню не нужно было долго просить - она быстро забралась в корзину. Поднялся опять шар. Но едва только успела Таня сверху по телефону несколько фраз сказать, как вдруг загудел, захрипел воздух, и разорвался близко снаряд. Потом другой, ещё ближе. Видят снизу, что плохо дело. Стали быстро на вал верёвку наматывать и шар снижать, но тут вдруг бабахнуло совсем рядом! Грузовик аж в сторону отодвинуло, двух коней убило осколками, а Таня только почувствовала, что рвануло шар кверху и понесло по воздуху - перебило верёвку взрывом.
Летит Таня, качается, ухватилась руками за края корзинки и смотрит вниз. А внизу отчаянный бой начинается. С непривычки у Тани голова закружилась, а когда увидела Таня, что несёт её ветром прямо в сторону неприятельского тыла, то подумала она, что теперь уже и правда конец пришёл. И так ей тоскливо, так грустно ей стало, когда Таня вдруг поняла это, что нельзя и высказать.
Слышит она, как прожужжала рядом пчелой пуля. Потом сразу - будто осиный рой загудел. Шар обстреливают - поняла она.
"Je suis perdue. Прямо петлюровцам на штыки сяду", - подумала Таня.
Но ветер, к счастью, рванул сильней и потащил её дальше, за лес, за речку, очень далеко потащил.
Потом окончательно начал издыхать шар и опустился с Таней прямо на деревья. Еле-еле слезла она с дерева. Запрыгала, как белка, по веткам, пробралась вниз и огляделась по сторонам. Да, непростая ситуация.
Решила Таня тогда пробираться лесом, вышла в итоге на какую-то дорогу, к маленькому лесному хутору. Подползла к плетню, смотрит - в хате петлюровцы сидят, не меньше десятка, наверно. Только собралась она удирать подальше, как вдруг заметила, что на плетне мокрая солдатская рубаха сушится, и на рубахе - погоны. Подкралась Таня, стащила потихоньку и рубаху и штаны, и отправилась быстро в лес.
Надела обмундировку и думает: "Parfait! Теперь и за петлюровца сойти можно, но только, вот, пропуска их не знаю". Поползла обратно, слышит - неподалеку у дороги пост стоит. Таня - рядом лежит и слушает. Пролежала она, наверное, с час, вдруг топот - кавалерист скачет.
- Стой! - кричат ему с поста. - Кто едет? Пропуск?
- Бомба, - отвечает тот. - А отзыв?
- Белгород.
"Хорошо, - подумала Таня, - погоны у меня есть, пропуск знаю, но, вот, плохо - винтовки нет. Теперь бы в самый раз - винтовкой разжиться."
Выбралась она подальше и пошла краем леса, недалеко от дороги. Прошла версты четыре, видит - навстречу двое солдат идут. Заметили они Таню и окликнули, спросили пропуск - ответила она.
- А почему, - спрашивает один, - винтовки у тебя нет?
И рассказала им Таня, что впереди деникинцы на их отряд напали, чуть не всех перебили, а она когда через речку спасалась, винтовку утопила. Посмотрели на Таню солдаты: по говору - кацапка, но гимнастёрка своя, хохлятская, форменная и вся мокрая, штаны тоже - мокрые, поверили, в общем.
А Таня их спрашивает:
- Вы сами куда идете?
- На Семёновский хутор с донесением.
- На Семёновский? Тут недавно зарево было видно. Я боюсь, сожгли деникинцы этот Семёновский хутор. Смотрите, ребята, не нарвитесь.
Задумались петлюровцы, начали между собой совещаться, а Таня добавляет им:
- А может, это и не Семёновский горел, а другой какой-нибудь... Разве поймёшь отсюда?.. Залезай кто-нибудь на дерево, оттуда всё как на лодони видно. Я бы сама полезла, но, вот, нога зашиблена, еле иду.
Полез один и винтовку Тане подержать дал. А пока он лез, Таня говорит другому:
- Жужжит что-то. Не иначе, как аэроплан летит.
Задрал боец затылок, начал глазами по тучам шарить, а Таня ему из нагана - в голову, одним выстрелом. Потом - двумя выстрелами другого сбила с дерева, забрала донесение, забросила лишнюю винтовку в болото и пошла дальше.
Попалась ей навстречу рота петлюровская. Подошла Таня к ротному и отрапортовала, что впереди белые засаду сделали и петлюровцев разогнали, а двое убитых и сейчас там у самой дороги валяются. Остановился ротный и послал двух конных Танино донесение проверить. Вернулись конные и сообщают, что действительно убитые возле самой дороги лежат.
Написал тогда ротный об этом донесение батальонному и отправил с кавалеристом. А Таня идёт дальше и радуется - пусть, думает, все ваши собачьи планы перепутаются!
Так прошло ещё часа два. По дороге она заодно штыком провод полевого телефона перерубила. Затем ведёрко с дёгтем нашла и в придорожный колодец его опрокинула - пусть пьют, собаки!
Так выбралась она на передовую линию, а там идёт отчаянный бой, схватка, и никому нет до Тани дела. Видит она, что уже гнутся петлюровцы. Залегла она тогда в овражек, заметала себя сеном из соседнего стога и ждёт. Только-только ураганом пролетела мимо деникинская конница, как выползла Таня, содрала петлюровские погоны и отправилась своих разыскивать. На этот раз, ребята, увидев её, даже не удивились.
- Разве, - говорят они, - тебя, возьмёт хоть что-нибудь? Разве когда-нибудь на тебя придёт погибель?..
И отец на этот раз, конечно, ругать Таню не стал - за что ругать? Только обнял её крепко-крепко. И не сказал ничего.
А Таня взяла гитару, ударила тихонько по струнам и зазвучал французский романс, такой пронзительный и такой грустный. Поручик Чубатов, старый друг Таниного отца, покачал головой и сказал в шутку:
- Смотри, Таня, смерть накличешь.
Улыбнулась Таня сквозь свою печальную песню, улыбнулась светло и радостно - ну точно ребёнок. Она, ведь ещё не знала тогда, что близко уже, совсем недалеко, ходит бесшумным дозором её смерть.
5
Шёл тысяча девятьсот двадцатый. Отряд капитана Сосновского занимал небольшое кладбище у самого края деревни. Красные крепко засели на опушке противоположной рощи. За каменной стеной решётчатой ограды врангелевцы были мало уязвимы для вражеских пулемётов. До полудня они перестреливались довольно жарко, но после обеда стрельба утихла.
Тогда-то Таня и заявила:
- Ребята! Кто со мной на огород за арбузами?
Отец выругался:
- Я тебе таких арбузов дам - на всю жизнь запомнишь!
Но если Таня решила, остановить её было нельзя.
"C'est rien! - думала она про себя, - только на десять минут, а заодно разведаю, почему красные замолчали. Ведь, кто их, собак, знает? Может, готовят что-нибудь, а оттуда как на ладони всё видно".
Подождала Таня немного, мешок незаметно под гимнастёрку спрятала и поползла на четвереньках между бугорков. Добралась до небольшого овражка и села.
Кругом трава - сочная, душистая, мятой пахнет, шмели от цветка к цветку летают, и такая кругом тишина, что слышно, как внизу маленький светлый ручеек журчит. Напилась Таня и поползла дальше. Вот впереди и сад небольшой, несколько густых вишен, две-три яблони, а рядом, в огороде, арбузы лежат спелые, сочные - чуть не трескаются от налива.
Начала Таня подрезать арбузы, потом положила два здоровых арбуза в мешок, думала ещё положить третий, но почувствовала, что тяжело ей будет нести. И хотела она уже назад возвращаться, но вспомнила, что собиралась также за красными понаблюдать. Положила мешок на землю, а сама поползла вбок оттуда в излучину оврага. Потом выбралась наверх и стала присматриваться; видит - в лощинке слева кони стоят. Много коней.
"Вот оно что, - подумала Таня, - видно, получили большевики подкрепление! А раз так, то можно сейчас ожидать от них чего угодно..."
Но тут обернулась она в сторону и увидела там красноармейца. Тот идёт себе, пригнувшись, со стороны огорода и что-то тащит.
Пригляделась Таня и ахнула: "Ах, ты собака красная! Да ведь это же мой мешок с арбузами! Для тебя я, сволочь, старалась - все коленки пообтёрла, пока ползла? Да и мешок-то мой, мой собственный".
И такая обида всколыхнулась у Тани, что утерпеть было просто нельзя... А красный прямо в её сторону пробирается.
Спряталась Таня за бугор и ждёт. Как только красноармеец поравнялся с ней - выскочила она, навела наган и кричит:
- Стой!
Но красный тоже не из трусливых оказался. Бросил он мешок и схватился за свою винтовку...
Никак не ожидала такого поворота Таня. Теперь оставалось только одно - стрелять, а стрелять она не могла потому, что конные были в овраге и совсем рядом.
Но... грохнула Таня в упор и свалила красноамейца.
И тут же заметили Таню. Понёсся на неё целый десяток всадников.
"Эх... ввязалась - за арбузы!" - качнула головою Таня.
Прыгнула она кошкою на крутой скат, чтобы не сразу кони достичь её могли. Щёлкнула барабаном...
Сколько времени отстреливалась Таня - кто знает?.. Может, минуту, а может, и пять. Почти бессознательно вскидывала она дуло, быстро прицеливалась, и била в упор скачущих на неё всадников...
Двое подлетели почти вплотную. Смыла Таня пулей одного красного конника, повернула дуло в другого - но впустую клацнул не встретивший капсюля боёк.
"Последний! Перезарядить бы!" - мелькнула мысль. Но перезаряжать не пришлось, потому что уже в следующую секунду падала с надрубленной головой Таня и, падая, точно лучшего друга, крепко сжимала свой неизменный наган.
Так ни за что ни про что погибла Таня Сосновская.
Тело её достали врангелевцы к вечеру и похоронили с честью. Отец, не проронивший за всё это время ни единой слезинки, долго ещё одинокой, забытой тенью стоял у могилы и молчал.
...Прощальным салютом над Таниною могилой всю ночь гудели на фланге глухие взрывы тяжёлого и кровавого боя. Целую ночь вспыхивали и угасали в небе сигнальные ракеты, такие же причудливые и яркие, как вся Танина жизнь.