Lib.ru/Остросюжетная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
|
|
|
- Аннотация:
Полная версия романа
|
Варвара Клюева
Ave, Caesar!
Яне
Номер первый
Он стоял на берегу и равнодушно смотрел на пирс, где загружали катер. Две серые фигуры, похожие на сгустки туманной дымки, что повисла над портом, деловито и сноровисто разбирали небольшую груду тюков и ящиков, оставшуюся на причале после отъезда армейской "газели". Не исключено, впрочем, что никакого отношения к армии "газель" не имела. Разукрасить машину буро-зелеными пятнами камуфляжа в наши дни может кто угодно. Такое настало время - время маскировки и мистификаций, время хамелеонов и комбинаторов, иллюзий и обмана, время, когда в мире почти не осталось людей, вещей и явлений, которые казались бы тем, что они есть на самом деле. Взять хотя бы это сумрачное и безветренное августовское утро...
Мелкие частые брызги дождя сливаются в мутную взвесь, похожую на взболтанный коллоидный раствор. Бесплотная, но зримая пелена гасит шумы порта, заглушает крики чаек, скрывает силуэты судов и подъемных кранов, рождает иллюзию уединенности, оторванности от мира. На безлюдном пятачке берега стоит человек в высоких резиновых сапогах, толстом свитере и зюйдвестке. Стоит и наблюдает, как два ловких парня грузят походное и рыбацкое снаряжение в катер, что покачивается у причала на полусонных волнах. А может, и не наблюдает - просто зацепился взглядом за подвижные фигурки и смотрит, не отдавая себе отчета зачем, думая о своем. Лицо спокойное и уверенное, фигура основательная, поза расслабленная.
Что подумал бы случайный прохожий, окажись он в ранний утренний час в этом отдаленном уголке порта? Скорее всего, решил бы, что перед ним состоятельный рыбак-любитель или бизнесмен, предпочитающий активные виды отдыха. Энтузиаст. Не хочет терять понапрасну ни минуты вожделенного отпуска - вон в какую рань примчался к пирсу, люди его и погрузиться еще не успели, хотя работают споро, стараются. Быстро тает гора багажа у причала. Ящики с провиантом, канистры, удочки, спиннинг, подводное и охотничье ружья, палатка, прорезиненные мешки с одеждой и спальником, пенопластовый короб с чем-то хрупким, судя по осторожности, с какой его переносят на катер... Катер - красавец, мощный, вместительный, команда умелая, море спокойное, хозяин предусмотрительный - запасся, похоже, на все случаи жизни. А значит, отпуск проведет отменно, в свое удовольствие, целый год потом будет в баньке под пивко партнерам свои морские приключения живописать. Счастливчик!
Хотя возможны варианты. Случайный прохожий с развитым воображением мог принять человека в зюйдвестке и за начальника научной экспедиции, и за журналиста-путешественника, и за денежного чудака-отшельника, поселившегося на одном из ближних островков и прибывшего на материк пополнить припасы. Но даже отчаянный фантазер едва ли заподозрил бы истину.
А истина заключалась в том, что декорации не соответствовали содержанию пьесы. Человек на берегу не был ни богачом, ни рыбаком, ни туристом, ни отшельником. Равно как путешественником, романтиком и любителем активного отдыха. Ни катер, ни снаряжение ему не принадлежали. Люди, занятые погрузкой, работали не на него. Спокойный, уверенный вид человека и расслабленная поза были не то чтобы совсем фикцией, но в заблуждение вводили, поскольку означали не сознание собственной неуязвимости, а безнадежность. Полную, абсолютную, беспросветную безнадежность. Ибо он уходил на катере не отдыхать и не работать. Он ехал умирать.
"Как все оказывается просто, когда принимаешь решение не трепыхаться, - думал он, прикуривая. - Не нужно нервничать, суетиться, гадать с замиранием сердца, какая выпадет карта. Пожалуй, единственная стоящая радость неудачника, бездарно профукавшего собственную жизнь, - показать нос злодейке-судьбе, отказавшись от последних судорожных попыток вытянуть партию. Положить короля на доску и уйти с достоинством под разочарованные вздохи зрителей. Хотя в моем случае уместнее сравнение не с картами и не с шахматами, а с театральной постановкой. И разочарован будет не зритель, а режиссер, он же драматург, он же продюсер. Вообще-то его можно понять. Человек, вбухавший в спектакль столько денег, вправе расcчитывать, что актеры будут придерживаться сценария. Иными словами, рыпаться до последнего вздоха, зубами и когтями выцарапывая победу и право на жизнь. Но я не намерен идти на поводу у маньяка, заплатившего бешеные бабки, чтобы посмотреть, как наемные марионетки будут убивать друг друга. Какой бы жребий я ни вытянул, какая бы роль в его постановке мне ни досталась, убивать я не стану, это решено. Буду наслаждаться своими последними часами и спокойно ждать смерти. Только бы в последнюю минуту не подвел инстинкт самосохранения".
Один из серых силуэтов в последний раз прыгнул с катера на причал, выпрямился и широко махнул рукой, подзывая пассажира. Человек в зюйдвестке втоптал окурок в мокрую серую гальку и неторопливо двинулся к пирсу.
"Ну что же, трирема готова, пожалуйте на борт, господин гладиатор. Божественный Клавдий ждет. Ave, Caesar, morituri te salutant!"
Номер второй
От возбуждения она не могла устоять на месте: металась по тесной палубе катера, путалась под ногами у матросиков, переносивших ее вещи, и их же мысленно кляла на чем свет стоит. "Шевелите же ластами, уроды, мать вашу! Не видите, что ли: девушка торопится!"
Гремучая смесь нетерпения, ликования, предвкушения небывалых ощущений, сулимых предстоящей схваткой, и страха распирала ее изнутри, угрожая снести крышу, как сносит плохо подогнанную пробку с бутылки теплого шампанского. Правда, ближе к отплытию более летучие ингредиенты взрывоопасной микстуры почти совсем испарились, увеличив и без того не маленькую долю страха. Нет, не страха смерти. Возможность собственного поражения она даже не рассматривала. Боялась только, зато почти до судорог, что ее в последнюю секунду снимут с состязаний. Вдруг у того молокососа в тельняшке сейчас запиликает мобильник, или запищит рация в рубке, или к причалу подкатит тачка с курьером от большого босса? И бедную сиротку спихнут за борт. Хорошо, если не изувечат. "Надуть нас хотела, прошмандовка?! Получай теперь, курва, и ползи отсюда, пока ноги не выдрали!"
"Нет, нет! - беззвучно заклинала она неведомую высшую силу. - Они ничего не пронюхают! А если пронюхают, я ни при чем! В их писульке нет ни слова насчет того, что я должна выложить им все подробности биографии. Сами облажались, козлы! С меня взятки гладки".
Но заклинания действовали плохо. Только когда темно-серая полоса воды между катерком и берегом достигла ширины так хорошо ей знакомой площади, ее немного отпустило. "Кажись, пронесло! Тьфу-тьфу-тьфу!" Она суеверно сплюнула через левое плечо, потом достала из кармана косметичку и вынула потрепанный клочок газеты, счастливый талисман. Не попадись ей на глаза это скромненькое объявление в простой рамке, так и сдохла бы она в заднице, куда загнала ее сволочная жизнь.
ВЫ СКЛОННЫ К РИСКУ? ВАМ ТЕСНО В РАМКАХ ОБЫДЕННОСТИ? У ВАС НЕРАЗРЕШИМЫЕ ФИНАНСОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ?
Фирма приглашает мужчин и женщин авантюрного склада для выполнения опасного задания. Вознаграждение беспрецедентное. Требования к кандидатам: возраст 25-45 лет, показатель IQ 120-145, физическое и психическое здоровье, отсутствие иждивенцев.
Телефон для справок...
Девушка разгладила вырезку и торжествующе улыбнулась. Она их сделала! Обошла на повороте чертову тучу кандидатов, проскочила все тесты, изловчилась не попасть ни в одну ловушку, надула умников устроителей и пролезла, ввинтилась, продралась-таки в финал гонок с охренительным призом для победителей. В первый раз в этой дерьмовой жизни ей реально подфартило. И теперь она, уж будьте спокойны, свой фарт не упустит! Вцепится хваткими ручонками и доскачет до самого финиша.
А на каких соплях все висело - подумать жутко! Не забудь тот толстопузый козел газетку в прихожей, вылакай она, как обычно после работы, припасенную в загашнике поллитровку, не случись назавтра одного из тех пустых дней, когда не знаешь, куда себя девать, ей никогда бы не пришло в голову развлечься чтением и не наткнулась бы она на это объявление. А если и наткнулась бы, то в запарке, когда башка забита всякой хренью, или с похмелья, когда нутро ничего не принимает. И газетка под злобный мат полетела бы в мусор. А бедная сиротка так никогда бы и не набрала заветный номер телефона ("Да ладно, чего я теряю-то? Все равно делать нехрена!") и даже не узнала бы, какой проморгала куш.
И не было бы переполненного вестибюля, неслабой трясучки ("Куда я лезу, дура набитая?! Разве я им конкурент?"), с которой она, впрочем, быстро справилась, вспышки веселой удали ("Не боись, подруга! Выставят так выставят, это не больно. А может, чего и обломится!"), долгой изматывающей "проверки на вшивость", которую она прошла. Прошла, мать их растак и разэтак!
Шальная надежда появилась у нее в первом же кабинете. Там важный очкастый дядя в белом халате проводил компьютерное медицинское обследование кандидатов. "Серьезная фирма, - подумала она уважительно. - Провериться на этакой хреновине нехилых башлей стоит". И испугалась. Работа "ночной бабочки", неумеренное потребление водяры, травки, а то и зелья потяжелее здоровья никому еще не прибавляли.
Но вот очкарик отлепил от нее присоски, повозился со своей навороченной игрушкой, уткнулся в бумажку, выползшую из щели, и проворчал:
- Ну, наконец что-то пристойное! По нынешним временам вы совсем в неплохой форме, мадмуазель. Постарайтесь только не особенно налегать на выпивку, печеночка у вас слегка увеличена.
- А что, у других дела хуже? - спросила она с надеждой.
Дяденька фыркнул.
- Шестеро из десятка - хроники. А еще трое уверенно шагают в том же направлении. Солдаты удачи, бляха-муха! И куда их несет?
В другом кабинете противная крашеная старуха долго мучила ее идиотскими вопросами. Всякой чушью типа "Всегда ли вы платите в транспорте за проезд? Не возникает ли у вас временами внезапного желания переехать в другой город?" Она чуть не расхохоталась бабке в рожу, но вдруг ей стало не до смеха. Чушь чушью, а вопросы опасные. Как отвечать, чтобы не завернули? Честно или врать напропалую? Врать было привычнее, но она, помявшись, неожиданно для себя решила отвечать как на духу. Обидно же сойти с дистанции из-за бессмысленного вранья. Зверская старуха загнала ее ответы в компьютер, подождала результата и кисло сообщила, что она может идти в следующий кабинет.
Вот где пришлось попотеть как следует! Ей выдали бумажку с прорвой задачек и предупредили, что на всю эту гребаную контрольную у нее только полчаса. Полчаса и полсотни вопросов! Какое слово в списке лишнее? Какую картинку нужно поместить в пустой кружочек? Продолжите последовательность чисел... Она одеревенела от ужаса. "Попала! И что теперь? Сдавать пустую бумажку? Вот стыдобища!" А потом ей вдруг полегчало. Она всегда знала, что выжила там, где слабые не выживают, только потому, что была самой умной в стае. Маленькая, хилая, недокормленная, она в два счета загнулась бы от голода и побоев, если бы ей доставалось так же, как остальным. Но ей хватало ума урвать свой кусок и избежать расплаты - почти всегда. При этом она ухитрялась не выделяться из общей массы: там, где она выросла, умников сильно не любили. "Я же любую суку в дураках оставлю! Так неужто мне не хватит мозгов, чтобы решить какие-то вонючие задачки?"
И она их решила! Собралась и решила. Не все, правда. Чуть-чуть не уложилась по времени, но и так сошло. Заработала себе пропуск дальше.
А дальше все оказалось куда проще. Очередной дядечка снова задавал вопросы, но на этот раз она быстро накнокала, о чем базар, и отвечала как по писаному. Дядька остался доволен, хотя ничего определенного не сказал. Потом ее попросили заполнить анкету и спровадили. "Мы сообщим вам о результатах в течение месяца". Ох, как она была разочарована! Ждать целый месяц! А она-то была уверена, что получит ответ сразу!
Но ничего, дождалась. Ради такого результата можно было помучиться и дольше. Она им подошла! Туда рвалась такая тьма народу, а выбрали ее! Ну, и еще семерых, но это семечки.
"Наша задача, в частности, состояла в том, чтобы обеспечить участникам равенство шансов на успех. Эту задачу мы выполнили. Все отобранные кандидаты находятся примерно в одинаковой физической форме, у всех восьмерых удовлетворительное состояние здоровья и близкий уровень интеллекта. Ни у кого нет психических отклонений, опыта участия в спортивных и боевых поединках, равно как и навыков выживания в особых условиях. Таким образом, победа или поражение любого участника будут зависеть только от его личных качеств".
Ха! Уж она-то знает, кто победит! Раз эти высоколобые кретины не пронюхали о ее детдомовском прошлом, дело в шляпе. Замочить лохов, у которых нет навыков выживания, для нее как два пальца об асфальт. У лисицы в курятнике и то проблем больше.
Катерок чуть сбросил скорость и слегка изменил курс. Она метнулась к носу. Впереди медленно вырастал одинокий остров. Полчаса ходу, и они на месте.
Номер третий
Накануне отплытия нервное возбуждение, которое поддерживало ее силы в последние дни, сменилось болезненным внутренним напряжением. Оно ощутимо давило на грудь, стискивало сердце, мешало дышать. После ночи без сна давление стало почти непереносимым. Поднявшись на борт, она добрела до носа яхты, судорожно вцепилась в поручни и застыла, словно деревянная носовая фигура, что охраняла от напастей древние ладьи. Эта скульптурная неподвижность стоила немалых усилий, сведенные напряжением мышцы и измученные нервы требовали действия, но она боялась пошевелиться. Ей казалось, что неосторожное движение может освободить закрученную до предела мощную пружину, которую она с недавних пор явственно ощущала где-то в районе грудной клетки, и тугая спираль, стремительно развернувшись, иссечет нутро в лоскуты.
Как ее угораздило ввязаться в эту авантюру, инфернальную по своему цинизму? Пустой вопрос, сродни бессмысленному аханью. Когда решаешь свести счеты с жизнью и медлишь только потому, что нет угла, где можно спокойно подвести черту, значимость нравственных норм несколько тускнеет. Не говоря уже о том, что поначалу она просто не понимала, во что ввязывается.
Некая организация ищет склонных к риску и не слишком законопослушных граждан для выполнения небезопасного задания. Специальных навыков и умений не требуется, пол, внешность и до определенной степени возраст не имеют значения, вознаграждение высокое.
Она, разумеется, догадывалась, что от кандидатов, претендующих на эту вакансию, потребуется не старушек через дорогу переводить. Более того, отдавала себе отчет в том, что речь идет о какой-то преступной афере. Например о наркотиках: заправилы наркобизнеса нуждаются в новых курьерах. Дело, конечно, грязное и негуманное, но какое-то оправдание себе найти можно. В конце концов, принимать наркотики или нет - свободный выбор каждого, насильно эту гадость никому в рот не пихают и в вену не вкалывают. Да, было бы гораздо приятнее зарабатывать деньги, творя добрые дела, но добрые как раз неприбыльны. А деньги нужны позарез, немалые деньги. Без них у нее нет ни одного шанса вырваться из удушающе тягостного мирка, который пожирает ее рассудок, ее жизнь, ее душу.
Так она убаюкивала совесть, отправляясь на собеседование. Получалось не ахти - совесть забылась сном тревожным, ворочалась и вскрикивала, словно ее одолевал кошмар. Пришлось прибегнуть к другим заговорам. "Я же ничего не знаю наверняка, так зачем заранее беспокоиться? Да меня и не возьмут, на мне аршинными буквами написано, что я рохля и неумеха, а у них, скорее всего, бешеный конкурс".
Это сработало, тревога и сомнения отступили, и первый тур она прошла. Тут ей сыграло на руку давнее увлечение психологией и всякого рода тестами. Не принадлежа к типу личности, который интересовал загадочную фирму, она хорошо понимала, как следует отвечать на вопросы, чтобы создать иллюзию соответствия требованиям. Тест на ай-кью вообще не представлял сложности, она развлекалась подобными едва не ежедневно, как другие развлекаются кроссвордами. Существовала только одна опасность - увлечься и набрать слишком много баллов, но ей удалось взять себя в руки и справиться с неуместным энтузиазмом. Некоторое опасение внушало медицинское обследование. Еще год назад она просто не рискнула бы его проходить, но ей и тут повезло. Отчаянное желание хоть как-то изменить свою жизнь подтолкнуло ее к занятиям гимнастикой по системе глубокого дыхания, которые помогли заметно сбросить вес и улучшить физическую форму.
В общем, когда ей позвонили и сообщили, что она включена в группу претендентов, допущенную ко второму этапу собеседования, она почти не удивилась. И даже не особенно разволновалась: по-видимому, сознание, защищая себя от разрушительного стресса, впало в эмоциональную спячку. Совесть молчала, убаюканная все той же колыбельной: "Зачем переживать заранее, когда ничего точно не известно?" Откуда ей было знать, что эта неизвестность продлится до самого конца, пока она не поставит подпись на проклятом договоре и не отрежет себе пути к отступлению?
На этот раз собеседование проводил один человек. За письменным столом сидел лощеный господин, чья физиономия перекормленного херувима с того дня преследует ее ночами.
- Какое место в системе ваших ценностей занимает человеческая жизнь? - вкрадчиво спросил херувим, едва она устроилась в кресле напротив него.
Мысленно она горько усмехнулась, подумав, что это сильно зависит от качества жизни. За свою, например, она не дала бы ни гроша. Но такой ответ определенно не годился, и она начала нести какую-то ахинею в том роде, что вопрос поставлен слишком неконкретно, что его можно трактовать как общефилософский, а можно как вполне житейский, и ответы будут совершенно разными. В масштабе Вселенной человеческая жизнь не важнее жизни какой-нибудь блохи, в масштабе социума - по-разному, тут многое зависит от общественной значимости данного человека, а в собственном кругу общения смерть - почти всегда трагедия.
Господин склонил голову набок, как бы прислушиваясь к внутреннему голосу, потом кивнул.
- Хорошо, конкретизируем вопрос. Согласны ли вы с утверждением, что никто не имеет права отнимать у человека жизнь?
Тут ее кольнуло беспокойство. "К чему он клонит? Не собираются же они предложить мне место палача? Бред какой-то! Может, он таким образом пытается, не раскрывая карт, выяснить мое отношение к наркоторговле? Чересчур окольный путь. Ладно, попробую поиграть в эту игру. Если начнет вырисовываться что-нибудь непотребное, тихонько отыграю назад".
- Не уверена. Оно представляется мне достаточно бессмысленным. Люди убивали друг друга на протяжении всей человеческой истории. Оспаривать их право на отнятие чужой жизни - все равно, что выступать против сезонной миграции птиц.
Херувим поводил глазами по потолку и снова кивнул.
- Понятно. А лично вы могли бы кого-нибудь убить? Например, защищаясь.
Ей стало еще неуютнее, но она храбро ответила:
- Не знаю, не пробовала. Но, думаю, в упомянутых вами обстоятельствах почти каждый человек способен на убийство. Инстинкт самосохранения никто не отменял.
- Так-так. - Он одобрительно улыбнулся. - А во сколько вы оцениваете собственную жизнь? Я имею в виду, в денежных знаках.
Она напряглась.
- Уточните, пожалуйста. Вы предлагаете мне назвать сумму, за которую я позволю себя убить? И как скоро? Сразу после выплаты или с небольшой отсрочкой?
- Ну-ну, зачем же так мрачно? Допустим, я предложу вам принять участие в неком приключении, где ваши шансы на выживание оцениваются, скажем, как один к семи или, может быть, чуть больше. Назовите сумму, которая склонила бы вас согласиться.
Это предложение настолько отвечало ее тайным желаниям, что у нее закружилась голова. Жить так, как она живет, невозможно. Наложить на себя руки страшно. Не то чтобы она верила в Бога, но категоричность, с которой христиане предрекали самоубийцам вечные муки, ее впечатляла. Посмотрев фильм "Три цвета. Белый", она даже подумывала скопить немного денег и нанять для собственного убийства какого-нибудь опустившегося пьянчугу, но отказалась от этой мысли, решив, что такой способ ухода ничуть не лучше самоубийства. Даже хуже, учитывая загубленную душу пьянчуги. Не говоря уже о том, что при ее доходах невозможно копить. А тут ей сулят простой выход: смерть, которую ни один святоша не сможет счесть суицидом (не считается же самоубийством гибель автогонщика, скалолаза или летчика-испытателя!). Да еще готовы хорошо заплатить.
Какая сумма позволит ей вырваться на свободу, если она все-таки переживет "приключение"? Квартира стоит не меньше ста тысяч евро, это минимум, от которого нужно отталкиваться. Участие в неведомой авантюре за более скромную сумму имеет смысл только в том случае, если она твердо решит умереть. Но зачем ей умирать, когда открывается возможность решить свои проблемы другим способом? И запрашивать следует побольше. Раз ей предложили самой назвать сумму, глупо вести себя по-сиротски. Может она хоть помечтать с размахом? Пусть мысленно, но устроить свою судьбу так, как хочется?
Итак, сто тысяч на квартиру, еще пятьдесят - на обзаведение хозяйством и второе образование. Плюс пятьдесят - полное обеспечение на время учебы. Впрочем, мечтать так мечтать! Плюс капиталец, который обеспечит пожизненную ренту, скажем, тысячу евро в месяц. В год выходит двенадцать тысяч. Из расчета пять процентов годовых основной капитал составит... двести сорок тысяч. Ладно, для солидности округлим до двухсот пятидесяти. Всего получается четыреста пятьдесят.
- Пятьсот тысяч евро! - Выпалив эту сумму, она внутренне съежилась от страха. "Что я натворила! Сейчас толстяк встанет и скажет "до свидания". И что тогда делать - торговаться?"
Но пухлощекий херувим и бровью не повел.
- Если мы убедимся, что вы - тот человек, который нам нужен, вы получите двести тысяч сразу после подписания договора. Не на руки, конечно. Мы откроем вам в банке счет со специальным условием: деньги вы сможете снять не раньше, чем через месяц. Там же, в банке, вы оформите завещание на случай, если вам не повезет.
- Завещание, надо полагать, в вашу пользу?
- Девушка, милая, что за подозрения? Уж если мы набираем людей с интеллектом выше среднего, то, наверное, не рассчитываем, что они попадутся на такой примитивный трюк. Бенефициантов вы назовете самостоятельно. Или не назовете, это уж как вам будет угодно. Думается, вам будет приятно сознавать, что вы рискуете жизнью не напрасно, что в случае вашей смерти деньги отойдут кому-то из ваших близких. Но это худший вариант. Так сказать, возвращение на щите. Если удача будет на вашей стороне и вы вернетесь со щитом, ваше вознаграждение, по меньшей мере, удвоится. Но есть одна закавыка: условия нашего соглашения должны остаться тайной. Суть вашего м-м... задания вы узнаете только после подписания договора. И с этой минуты будете находиться под нашим присмотром.
Тут здравомыслие изменило ей окончательно. Вопрос, что же придется делать за такие бешеные деньги, больше ее не волновал. Она решила во что бы то ни стало получить право на участие в этой сомнительной и опасной авантюре, а как выпутаться, подумает после.
Что ж, она своего добилась - почетного права убивать и быть убитой на потеху неведомым пресыщенным ублюдкам. Теперь остается только поражаться собственному слабоумию. И молиться. Потому что убивать она не способна в принципе. Даже кошку с перебитым позвоночником когда-то не смогла избавить от мучений, хотя едва не спятила от воплей несчастной твари. Надежды выжить нет, а смерть, казавшаяся желанной, теперь вызывает ужас и омерзение. Биться в агонии перед камерой, понимая, что тебя пожирают глазами какие-то психи, извращенцы, жадно внимающие каждому твоему крику или стону, приходящие в экстаз от каждой гримасы боли, каждой судороги умирающего тела, - что может быть страшнее и отвратительнее? Но винить некого, кроме себя.
Сгусток сизого тумана, маячивший впереди, заметно вырос в размерах и уплотнился, размытые прежде контуры обозначились яснее, и вот уже взгляду открылся лесистый остров-холм, похожий на экстравагантную мохнатую шляпу с широкими, причудливо вырезанными полями, высокой тульей и седловидной макушкой. К изгибу одной из бухточек приближалась букашка - еще одна яхта. Или моторная лодка - на таком расстоянии не разглядеть. Три или четыре точки, судя по следу на воде, двигались к той же цели. Доставка живых игрушечных солдатиков удачи к театру будущих военных действий завершалась.
Номер четвертый
Катерок осторожно ткнулся в причал - легкомысленное на вид деревянное сооружение, больше похожее на мостки для стирки белья. Нетронутая восковая желтизна досок и запах свежих стружек означали, что причал построен совсем недавно. Несомненно, по случаю этих дурацких игр. Больше не для чего: остров явно необитаем.
"С ума сойти, сколько вбухали деньжищ! - думал он с завистливым неодобрением. - По двести тысяч каждому из восьми игроков - это уже больше полутора миллионов евро. Плюс миллион - призовой фонд. Снаряжения не меньше, чем на три тысячи, восемью три - двадцать четыре. Ладно, пусть будет двадцать пять. Плюс доставка, погрузка, разгрузка, сооружение времянок вроде вон того навеса и этого причала - тысяч пятьдесят небось набежит. А оборудование для съемок - эти минивидеокамеры, элементы питания, преобразователи сигналов, приемники, передатчики - безумные деньги! Вся затея, наверное, миллиона на четыре потянет, если не на пять. Как они надеются ее окупить? Кассового кино из всего этого не сделаешь, камеры, прилепленные ко лбу, качественного изображения не дадут, все будет прыгать и дергаться, сплошное мельтешение. Правда, теперь, говорят, напридумывали разные компьютерные программы: загоняешь туда последовательно отснятые изображения объекта в движении и получаешь на выходе полноценный фильм. Но ведь это дополнительные расходы, и немалые. И нет никакой гарантии, что результат будет пользоваться массовым спросом. Конечно, если широкой публике станет известно, что фильм в каком-то смысле документальный, возникнет ажиотаж, но кто же на такое пойдет? Уголовное дело!"
Два апатичных субъекта - то ли команда катерка, то ли грузчики, нанятые специально для этого рейса, - всю дорогу клевали носом. С приближением берега они ожили и развили бурную деятельность. Один сиганул через борт и метровую полосу воды на причал, привязал канат к бетонному столбику, торчавшему из досок, подтянул катерок, другой споро подтащиал к борту тюки. Капитан (если водителя такого корыта можно назвать капитаном) вылез из кокпита и подошел к пассажиру.
- Мне поручили вам передать, что общий сбор в двенадцать часов. Вон там. - Короткий толстый палец указал на вершину холма. - Видите ту седловинку с проплешиной? На ней - что-то вроде лагеря. Подниматься лучше от этой вот скалы, за ней талой водой тропу намыло. Идти около часа, так что время у вас еще есть, можете пока осмотреться. Вещи будут сложены под навесом.
- И что, мне их потом самому наверх перетаскивать? - раздраженно поинтересовался пассажир.
Капитан обвел глазами бухту.
- Можете обосноваться прямо здесь. Дров хватит, вон сколько плавня по берегу валяется. Пресная вода есть - ручеек там же, за скалой. Навес опять же -не придется в дождь с костром мучиться. Удобно.
- Удобно?! А каждый день по часу в гору топать тоже удобно? - взвился его собеседник.
Капитан молча пожал плечами и отошел.
"Скотина! Быдло!" - мысленно выругался пассажир в бессильной ярости. Впрочем, состояние бессильной ярости давно стало для него привычным. Последние два года он постоянно чувствовал себя объектом травли. Любой червяк, любой пигмей из тех, кто раньше почел бы за счастье чистить ему ботинки, теперь норовил нахамить, уязвить побольнее, осмеять. Когда он напивался, все эти ненавистные рожи сливались в одну глумливую физиономию, представлявшуюся ему ликом судьбы. Эта злодейка явно потешалась над ним, причем, потешалась, похоже, всегда. И тогда, когда он, совсем еще мальчишка, строил грандиозные планы на будущее, и тогда, когда с редкой для юноши деловитостью и целеустремленностью шаг за шагом претворял эти планы в жизнь, и в смутные времена перемен, когда пришлось спешно пересматривать жизненную программу, и на новом этапе методичного продвижения к успеху, и в те благополучные годы, когда казалось, что до намеченной цели рукой подать. Но услышал он издевательский хохот свыше только после катастрофы.
"Вот они, плоды многолетних трудов и усилий, - думал он с горечью. - Прямо хоть поучительную историю для букваря пиши. Если вы думаете, дети, что упорство и труд, противостояние соблазнам и самодисциплина приведут вас к намеченной цели, прочтите этот правдивый рассказ".
С самого детства он отличался от сверстников трезвым практичным умом. Даже сказки предпочитал житейские, безо всяких там чудес - о хитроумных бедняках, выбившихся из грязи в князи исключительно благодаря смекалке. Годам к тринадцати в голове у него сложилась четкая, законченная картина мира, определившая выбор жизненного пути. Человеческое общество делится на три касты: люди-бараны, люди-овчарки и люди-пастухи. Первые и вторые существуют ради пользы третьих. А стало быть, только третьих и следует считать настоящими людьми. Вывод: единственная достойная цель для умного человека - попасть в клан пастухов.
В советские времена самым очевидным путем, ведущим к этой цели, была комсомольско-партийная карьера. И у него для такой карьеры были все данные: рабочее происхождение (отец, хоть и инженер по образованию, работал мастером на автозаводе), располагающая к себе, "положительная" внешность, сильный голос, четкая дикция, хорошие мозги, умение подмечать чужие слабости и играть на них. В четырнадцать лет он вступил в комсомол и сразу стал комсоргом класса. В пятнадцать его выбрали в школьный комитет, в шестнадцать - секретарем комитета. В семнадцать он без труда поступил в пищевой институт, выбранный за близость к дому (специальность была не важна), и в первый же год стал видным комсомольским активистом. На пятом курсе вступил в партию, после защиты диплома легко прошел в аспирантуру. Ему оставался какой-то шаг до должности освобожденного секретаря комитета комсомола института, когда генсеком стал Горбачев.
Среди качеств, которые сулят успех на тернистом пути к власти, главное - хорошее "верхнее" чутье. Пока миллионы советских граждан с недоверчивым безразличием слушали программные речи моложавого выскочки (дескать, мели, Емеля, твоя неделя), комсомольский вожак уже ощущал тревогу. Что-то подсказывало ему, что на этот раз действительно грядут перемены.
Благодаря своему предчувствию он сумел вовремя поменять курс. Отказался от драчки за вожделенное место освобожденного секретаря и, подсуетившись, попал в группу студентов и аспирантов, поехавших по обмену учиться в Америку. Ведомый чутьем, выбрал в качестве специализации менеджмент и маркетинг (тогда и слов таких никто не слыхал) и добился стажировки в крупной компании по производству витаминных пищевых добавок.
Одновременно с концом стажировки руководство компании внезапно уверовало в великое будущее пищевых добавок в России и основало в Москве филиал. Подбирая кадры для работы в новом отделении, директорат, естественно, не мог обойти вниманием своего бывшего стажера и москвича. Его назначили вторым менеджером отдела сбыта, с зарплатой, о которой его соотечественники тогда и не мечтали.
Но он не собирался останавливаться на достигнутом. Стажировка в компании помимо прочих преимуществ дала ему бесценный опыт по части корпоративных игр. К своему удивлению, он обнаружил, что ведутся они по тем же правилам, по каким велись подковерные комсомольско-партийные игры. Иными словами, открыто воскуривай фимиам ближайшему начальству - восхваляй, приписывай ему свои заслуги, бери на себя его ошибки, - но позаботься, чтобы начальство вышестоящее знало об истинном положении вещей. Не с твоих слов, разумеется. Умелое владение этим методом гарантированно обеспечит быстрое продвижение по карьерной лестнице вплоть до вхождения в совет директоров и участия в прибылях компании. Бывший комсомольский вожак владел методом мастерски. Ему понадобилось всего десять лет, чтобы стать третьим лицом в российском отделении фирмы. Еще немного, и он занял бы кресло директора.
А потом разразилась катастрофа. Первый зам, почуяв угрозу, решил приглядеться попристальнее к деятельности второго. И обнаружил, что тот имеет занятную привычку присваивать чужие идеи. А прежде чем объявить очередную идею своей, под благовидным предлогом увольняет автора. Тут-то и выявилась разница в менталитете советских партийцев и американских фирмачей. Советского партийца за подобный проступок, скорее всего, отечески пожурили бы, в крайнем случае, если очень не повезло, влепили бы "строгача". А работника американской фирмы выгнали вон.
Два года он рассылал резюме и обивал пороги в поисках вакансии менеджера высшего звена. По мере того как таяли сбережения, его запросы становились все более скромными, но места для него так и не нашлось. Впереди замаячил призрак нищеты, он запил горькую и озлобился на весь свет. Но больше всего - на первого зама, подстроившего подлянку. Мерзавца он ненавидел люто, без раздумий продал бы душу за одну возможность поквитаться. Обычно не склонный к пустым мечтаниям, часами мог рисовать в воображении детальные картины возмездия, одна другой страшнее. В черные минуты они спасали его от безумия, придавали видимость смысла существованию, которое все больше походило на попытку с головой погрузиться в алкогольную нирвану.
Любому, кто еще не окончательно махнул на себя рукой, необходима цель. Его целью, его навязчивой идеей стала месть. Уничтожить обидчика физически казалось ему недостаточно адекватным наказанием. Он хотел подставить бывшего коллегу, да так, чтобы все в ужасе от него отшатнулись. Опорочить, подвести под статью, разорить, вынудив истратить все до цента на взятки и адвокатов, отправить за решетку, и лучше всего за какую-нибудь гнусность вроде совращения малолетних или убийства во время садомазохистской оргии. И задача не такая уж невыполнимая, были бы деньги.
"Ну что же, теперь они у меня есть. И господин Шапиро получит по заслугам, получит сполна. Обжулить меня исполнители не смогут, все оформлено честь по чести. Их человек получит двести штук у букмекера только в том случае, если Шапиро сядет, и сядет надолго. Теперь и подохнуть не жалко. Но лучше бы уцелеть. Одному. Тогда весь призовой миллион достанется мне, и ни один ублюдок вроде этого бочонка в фуражке больше не посмеет повернуться ко мне спиной, когда я с ним разговариваю!"
Номер пятый
Лес всегда действовал на нее живительно. Вдыхая его пряный, горьковатый, ни на что не похожий аромат, она ощущала себя погибающим растением, которое высадили наконец в родную почву. Шорох травы, хвои и листьев, хруст веток и шишек под ногами, заполошные вскрики потревоженных птиц, могучее дыхание древесных гигантов на ветру чудесным образом возвращали ее во времена безмятежного детства.
Детство... Пожалуй, это единственный подарок, и она не уставала благодарить за него судьбу. За свою жизнь ей довелось услышать немало откровений, из которых она знала, сколь часто расходится с действительностью миф о безоблачных и счастливых детских годах. Мало кто в нежные годы не получил опыта унижений, непонимания, одиночества, обид и разочарований. А первый опыт - самый болезненный и оставляет самые глубокие шрамы в душе. Эпитет "нежный" в применении к возрасту намекает на особую ранимость и уязвимость человеческих детенышей. Но ей повезло - крупно, сказочно повезло. Ее детство было по-настоящему счастливым и безоблачным. Именно это обстоятельство позже подпитывало ее силы, спасая от сумасшедшего дома и самоубийства.
Вообще-то своим появлением на свет она была обязана случайности. Родители, двадцатилетние шалопаи-студенты, не собирались обзаводиться потомством до окончания института. Но, узнав о беспардонном нарушении своих планов небольшим комочком делящихся клеток, приняли поправку с жизнерадостной легкостью. Насколько было известно дочери, вопрос об аборте даже не поднимался.
В отличие от большинства сверстников, ставших мамами-папами по недоразумению, ее родители никогда не подкидывали малышку зазевавшимся родственникам и не вверяли казенным заботам детсадовских работников. Напротив, беспечная парочка не расставалась с дочерью ни на час, возя с собой повсюду: на лекции, в кино и на концерты, в гости и в походы. Малышка отличалась спокойным нравом и отменным здоровьем, а потому больших хлопот никому не доставляла - хорошо ела, крепко спала, а когда не спала, задумчиво таращилась в пространство или с молчаливым интересом наблюдала за тем, что происходит вокруг.
Мама и папа характерами очень походили друг на друга. Оба - легкие, бесконфликтные, увлекающиеся натуры. Одним из главных увлечений был водный туризм, поэтому в свой первый поход девочка отправилась десяти месяцев от роду и до двенадцати лет оставалась постоянной участницей байдарочных вылазок, которые родители со своими друзьями совершали по три-четыре раза за сезон. Селигер, Вуокса, Карелия, Татария - куда они только не ходили! Менялись маршруты, менялся состав и численность команды, но веселый дух приключений, атмосфера товарищества, точнее даже бродяжьего братства, оставались неизменными.
Эти походы дали ей больше, чем любые школьные уроки. Там она научилась разводить костер и ловить рыбу, находить направление в лесу и на открытой местности, узнавать созвездия и определять растения, честно нести свою долю груза и обязанностей, ставить палатку и стряпать, мыть жирную посуду в холодной воде, побеждать страхи и усталость, отстаивать свою правоту и идти на компромиссы, подшучивать над собой и другими, когда живот сводит от голода, а мышцы - от холода и переутомления. Там она впервые подметила, что у иных слово частенько расходится с делом, и самостоятельно вывела формулу ценности личности: чем больше расхождение, тем меньше цена. Там сформировался ее характер, вкусы и ценности.
Правда, ценности с тех пор сильно изменились. Судьба, столь щедрая к ней в детстве, вдруг опомнилась и начала обрушивать на бывшую любимицу удар за ударом. И каждый удар откалывал щепку за щепкой от ее дружелюбия, открытости, доброты. Теперь ее кредо звучало так: каждый человек по сути одинок. Те, кого мы называем близкими, - лишь временные союзники, которые рано или поздно обернутся врагами. Никто, кроме тебя, не будет блюсти твои интересы, как собственные. Если не умеешь бороться за себя, тебя растопчут или сметут на обочину. Какой бы жесткости и беспощадности ни требовала от тебя эта борьба, никогда не позволяй себе метаться в сомнениях. Доброта в ущерб себе - признак слабодушия, отметина аутсайдера, обреченного влачить жалкое существование.
И все-таки перемены в ней нельзя назвать радикальными. Многие правила, принятые в детстве, остались незыблемыми. Она всегда выполняла взятые на себя обязательства, действовала только в соответствии со своими строгими представлениями о справедливости и вела честную игру, даже когда это было невыгодно. Понимала, что дает огромное преимущество беспринципному противнику, но ничего не могла с собой поделать. Не нужна ей победа, обретенная ценой потери самоуважения.
Даже теперь, когда поражение означает смерть.
Она не сомневалась, что будет бороться до последнего, что при необходимости найдет силы и сломает в себе табу цивилизованного человека на уничтожение себе подобных. В конце концов, потенциальные жертвы сами выбрали свой жребий, согласившись на участие в этой авантюре. Но вот на бесчестные уловки она никогда не пойдет - натура не позволит.
И это сильно уменьшает ее шансы. По опыту, большинство наших современников не гнушаются ничем, когда речь идет о личной выгоде и тем более о жизни. На войне как на войне, тут все средства хороши. Времена рыцарских поединков давно миновали. Доны Кихоты уже триста лет как терпят поражение. Стало быть, готовиться к худшему?
Ну нет, она еще посражается! На ее стороне - походные навыки, знание леса и повадок его обитателей, умение легко переносить дискомфорт, голод, жажду, боль и усталость. Она привыкла спать урывками, а то и вовсе обходиться без сна по несколько суток, сохраняя при этом работоспособность и относительную ясность мысли. Она вынослива, хорошо бегает и ориентируется на пересеченной местности, в случае нужды сумеет оторваться от преследователя и спрятаться так, что никакая поисковая партия не отыщет. Она сумеет выжить в этом странном и жутковатом состязании.
С другой стороны, уязвимых мест у нее тоже хватает. Помимо неумения ловчить, к ним нужно отнести ее негибкость в отношениях с людьми. Разучившись доверять им, привыкнув во всем полагаться только на себя, она лишилась обаяния, умения нравиться окружающим, завоевывать их доверие. А в этой игре очень многое зависит от симпатий и доверия участников. Никакие физические данные, никакие навыки лесной жизни не спасут того, кому эти смертники вынесут свой приговор...
Подъем закончился вместе с лесом, она вышла на открытое пространство в ложбине меж двумя округлыми вершинами холма, точнее невысокой горы вулканического происхождения. Когда-то здесь был кратер, но вулкан бездействовал уже сотню тысяч лет, склоны его покрылись всевозможной растительностью - от лишайников, папоротников и травы до могучих сосен, - а над вершиной основательно потрудились ветер и дожди, сгладив ее очертания и вырезав седловидную впадину посередине. В центре впадины, поросшей одной лишь травой и оттого полностью открытой взгляду, стояло необычное восьмиугольное сооружение из вертикальных столбов, стянутых жердями-поперечинами. Сверху эта времянка была накрыта большим куском брезента, свисавшего почти до середины столбов, так что получилось нечто среднее между закрытым навесом и армейской палаткой. Сквозь широкую брешь между землей и брезентом можно было разглядеть большой каменный очаг, стол, а вокруг него - грубо сколоченные скамьи. На скамьях застыли истуканами четыре человека.
Она на мгновение сбилась с шага, но быстро совладала с собой и уверенно двинулась к навесу. Подойдя, нырнула под жердину и попала под прицел настороженных, если не сказать враждебных, взглядов. Ее плечи сами собой расправились, голова откинулась назад, руки сложились за спиной в замок. В голове мелькнуло: "Что я делаю? К чему эта вызывающая поза?", а глаза тем временем нарочито медленно скользили по лицам и фигурам.
Первый - коренастый крепыш с каменным лицом Будды - смотрел скорее в пространство, как бы сквозь нее. Он единственный сидел в расслабленной позе, словно находился среди случайных попутчиков, а не враждебно настроенных конкурентов, каждый из которых мог стать его палачом. Возраст между тридцатью пятью и сорока. Одежда добротная, неброская, хорошо утепленная и непромокаемая - выдает человека, привычного к свежему воздуху, возможно, любителя охоты или рыбной ловли. Крупные натруженные ладони, спокойно лежащие на коленях, говорят, что их обладатель - справный работник, а значит, силен физически. В сочетании с каменным спокойствием все это наводило на мысль о том, что "Будда" - опасный и серьезный противник.
По правую руку от него сидела крашеная особа трудноопределимого возраста. Помятое лицо, отечные веки и красноватые прожилки в глазах тянули лет на тридцать пять, но гладкая и упругая, почти детская кожа на руках и шее принадлежали дамочке помоложе. Лицо - злое и несчастное, пальцы ни на минуту не остаются в покое. Сидит, подавшись вперед, словно вот-вот сорвется с места и ринется в драку или умчится прочь. Одежда городская и до нелепости неподходящая для загородных прогулок. Кожаная куртка скоро вымокнет, станет тяжелой и неудобной, будет липнуть к нижней одежде, сковывать движения. Чтобы высушить эту модную вещицу в походных условиях, потребуется несколько часов активного бдения у костра - придвинуть поближе к огню, отодвинуть подальше, повернуть одной, другой стороной, вывернуть наизнанку... А если сушить кое-как, куртешка станет жесткой и гремучей, словно жестяные латы. Обтягивающие голубенькие джинсы тоже скоро превратятся в грязную мокрую тряпку, крайне неудобную для бега или даже быстрой ходьбы по здешней чащобе. А кроссовки чересчур яркие. Если девице придется прятаться, флюоресцентные полоски могут выдать ее в самый неподходящий момент. Словом, красотка вряд ли опасна как соперница.
Следующей по часовой стрелке сидела пухленькая малышка с тугими колечками-кудрями, полными щечками, круглым подбородком и крутым, как у бычка, лбом. Если бы не условие, ограничивающее нижний возраст кандидатов двадцатью пятью годами, ей можно было бы дать лет шестнадцать. Девчушка примостилась на самом краешке скамьи и сжалась в комок, точно нахохлившийся воробей. Темные глазки разглядывали новоприбывшую исподлобья.
И куда ее, дуреху, понесло? Типичная домашняя девочка, робкая и беспомощная, прямо ягненок на заклание. Или это личина? Гениально подогнанная овечья шкурка маленькой хищницы? Такая пигалица ни у кого не вызовет опасений, ее так и хочется взять под крыло, защитить, утешить. Тут-то она и вонзит зубки в доверчиво подставленную шею. Нет, пожалуй, не стоит сбрасывать ее со счетов. В физическом отношении она неопасна - эти пухлые нежные ручки едва ли нанесут смертельный удар, даже если в них окажется нож или камень, эти короткие полные ножки совершенно не приспособлены для долгого бега или стремительного рывка. Но, учитывая психологию, особенно мужскую, шансы у нее есть. Во всяком случае, среди первых жертв ее точно не будет.
Четвертым в компании был высокий рыхловатый блондин с надменно-брюзгливой физиономией. Легкая одутловатость лица и мешки под глазами старили его лет на пять, но даже за вычетом этого довеска ему трудно было дать меньше сорока пяти. Кисти рук, крупные и мясистые, тем не менее не производили впечатления сильных - уж очень ладони напоминали надувные игрушки. О его навыках жизни на природе судить было трудно - длинный прорезиненный плащ скрывал все детали экипировки, кроме сапог. Но сапоги выглядели слишком тяжелыми, а лицо брюзги - слишком бледным, чтобы считать его бывалым походником. Стало быть, как противник он стоит немного. Физическая форма неважная, специальных навыков нет, а выражение высокомерного неодобрения вряд ли стяжает ему особую популярность среди соперников.
- Здравствуйте, - сказала она с чуть заметной усмешкой. - Здесь принято представляться или вы предпочитаете обходиться без формальностей?
Отозвался, разумеется, брюзга. Только он оказался настолько толстокожим, что не услышал едкой иронии, заключенной в пожелании здравствовать.
- Здравствуйте. - Выражение его лица чуточку изменилось, обозначив некоторое подобие одобрения. Похоже, молчание давалось ему непросто. - Разумеется, нам придется назвать себя, хотим мы того или не хотим. Нужно же как-то обращаться друг к другу! Желающие могут воспользоваться псевдонимами, хотя лично мне это кажется ребячеством. Я предпочитаю пользоваться настоящим именем, хотя фамилию по понятным причинам называть не хочу. Виктор Степанович, с вашего позволения.
Она чуть было не назвала в ответ свое имя, но в последнюю секунду передумала. Рыхлый блондин ей не нравился, и идти у него на поводу она не собиралась. Слово "ребячество" для нее было окрашено скорее положительно, напоминая о веселой непосредственности походной братии, окружавшей ее в детстве. Не говоря уже о том, что в данных обстоятельствах использование псевдонима было единственно разумным решением. Любой из участников милой игры на выживание имеет шанс стать натуральным убийцей. И уцелеть. Зачем же создавать себе сложности в будущем, открывая свое настоящее имя потенциальным недругам? Не говоря уже о камерах, которые будут записывать все происходящее в неведомых целях. Конечно, устроители уверяли, будто записи предназначены для частного просмотра и никоим образом не могут повредить игрокам, поскольку организаторы в случае утечки информации рискуют куда больше и, следовательно, не допустят нежелательной огласки. Но береженого Бог бережет. Пусть лучше будет псевдоним. Быстро перебрав в уме несколько литературных и исторических персонажей, она остановила свой выбор на орлеанской деве-воительнице:
- Жанна.
Они с блондином выжидательно посмотрели на остальных.
- Соня, - пискнула пигалица после секундной заминки.
- Мадонна, - не без вызова назвалась крашеная.
- Василий, - с непонятной усмешкой представился Будда.
- А меня можете называть Джокер, - раздался веселый голос снаружи.
Они, вздрогнув, повернули головы и увидели высокого темноволосого молодого человека, подпирающего одну из опор навеса. Никто из присутствующих не знал, как давно он там стоит. Джокеру удалось подобраться неслышно и незаметно.
Номер шестой
Их неприкрытый испуг его позабавил. Ниндзя-невидимка, воплощение бесшумной смерти, материализовался на пороге. Он и не ожидал такого эффекта от своей немудрящей шутки.
Когда он добрался до стойбища, тут никого еще не было. Промаявшись от безделья минут десять, он вышел осмотреться и обратил внимание на четыре здоровенных бака-бочки, расставленные по периметру шатра для сбора воды. Брезентовая крыша над ними образовывала складки-канавки специально для стока. Пока что бочки были пусты - видимо, их установили совсем недавно. Высокие, почти по грудь, и довольно широкие в обхвате, они запросто могли вместить взрослого, не слишком раскормленного человека. Ему пришло в голову, что будет забавно спрятаться в одной из этих емкостей и подглядеть за тем, кто придет следом. О человеке можно узнать много любопытного, если он не подозревает, что за ним наблюдают.
Сказано - сделано. Он осмотрел бочки. Три из них - новенькие эмалированные баки - для его целей не годились. Увидеть что-либо, сидя в них, можно только поверх края, а тогда его легко будет заметить. Зато четвертая бочка выглядела совсем старой и проржавевшей, пробить в ней дыру на уровне глаз не составит труда.
Подтянувшись на руках, он прыгнул в ржавую лоханку, присел на корточки, достал складной нож, открыл шило и принялся терзать стенку. Против ожидания, провертеть дыру оказалось совсем непросто. Он весь взмок, пока проклятая железка не поддалась.
Самое досадное, что старания оказались напрасными. Мужик, возникший в поле зрения через несколько минут после того, как глазок был готов, повел себя совсем неинтересно. Вошел в шатер, постоял немного, потом сел на ближайшую скамью, уставился в пространство прямо перед собой и больше не шелохнулся.
Вылезать из бочки после провала многообещающей затеи было обидно, да и выглядело бы это глупо, поэтому он решил дождаться кого-нибудь еще, понаблюдать немного, а потом улучив момент, когда завяжется разговор, незаметно выбраться. Но и тут ему не повезло. Девчонка, которая появилась в шатре следом за мужиком, вопреки внешности, оказалась не из разговорчивых. На вид - типичная болтушка: маленькая, кругленькая, румяная, кучерявая, а на деле - бука букой. Нырнув под тент, замерла и простояла так минуты, наверное, две. Наконец мужик вышел из транса, заметил девчонку, привстал, изобразив приветствие, и указал на скамью.
- Не стесняйтесь, садитесь. Думаю, ждать придется довольно долго. Устанете стоять.
Пышка молча кивнула, выбрала себе место подальше, ткнулась на самый краешек и опять замерла, теперь уже сидя. Мужик покосился на нее, понял, что к общению малышка не расположена, и тут же выключился.
Потом к ним присоединилась взвинченная до предела субтильная деваха с внешностью дешевой потаскухи и повадками мелкой хищницы.
- Привет наемным самоубийцам! - Неприятный голос, высокий и резкий, вызывал в мозгу навязчивое видение битой посуды. - А где остальные?
- И вам доброго утра, - подчеркнуто вежливо ответил мужик. - Боюсь, мы не располагаем интересующей вас информацией.
Пышка промолчала. Деваха фыркнула и засновала по площадке, ограниченной условными стенами шатра. Пышку она игнорировала совершенно, а пробегая мимо мужика, нет-нет, да и поглядывала на него с каким-то раздраженным любопытством.
- Извините, не могли бы вы не мельтешить перед глазами, - с прежней отстраненно-вежливой интонацией попросил непробиваемый дядя.
- Фу-ты ну-ты! - снова фыркнула деваха, но бегать перестала и уселась поближе к мужику.
Потом появился неприятный тип с начальственными замашками и попытался было вовлечь присутствующих в обсуждение неустроенности быта на острове, но, видимо, сочувствия аудитории не вызвал - никто его не поддержал. После двух-трех реплик, повисших в воздухе, начальственный тип угрюмо притих.
И только тетке, прибывшей к месту общего сбора пятой, удалось более или менее завладеть общим вниманием. Эта, похоже, вообще принадлежала к категории женщин, которым удается все, за исключением разве что личной жизни. Как такая умелая, в высшей степени компетентная особа могла попасть в команду неудачников, поставивших на кон собственную голову ради презренной зелени, оставалось непонятным, но, как бы то ни было, он остался ей благодарен: если бы не она, пришлось бы вылезать из бочки на глазах изумленной публики, потому что еще нескольких минут сидения на корточках его ноги просто не выдержали бы.
А так все получилось замечательно. Компетентная дамочка отвлекла внимание публики на себя, он сумел незаметно выбраться из убежища и поразить воображение присутствующих, неожиданно вступив в общий разговор. Правда, его шутку никто не оценил.
Но что поделаешь, если люди в большинстве своем предпочитают относиться к жизни с мрачной серьезностью? Одних только штампов, выражающих неодобрение неуместному проявлению юмора, существует столько, что диву даешься. "Не смешно!", "не вижу повода для веселья", "нашел время шутить!", "прекратите паясничать!"... Можно подумать, что-нибудь изменится к лучшему, если все дружно состроят постные рожи и подожмут губы! Исчезнут пороки общества и смертельные болезни, люди станут богаче, счастливее, добрее друг к другу...
Дурацкая позиция. Лично он в любых обстоятельствах предпочитает смеяться. Может быть, по сути это ничего не меняет, зато помогает легче пережить неприятности. Вот, к примеру, сейчас - ну какой смысл сидеть с угрюмым видом и хранить мрачное молчание? Да, все они влипли, и влипли крепко. Вздрюченная девица с помпезной кликухой Мадонна выразилась совершенно точно, обозвав их наемными самоубийцами. Ну, так и что с того? В конце концов, смерть ждет всех без исключения, причем никому не ведомо, где и когда. Так много ли меняет участие в этой опасной авантюре? Шансы выжить и теперь остаются у каждого. Если уж бояться, то нужно начинать прямо с рождения.
Лично он, Джокер, бояться не собирается. А остальные пусть как знают. Хотят подпрыгивать и дергаться от каждого неожиданного звука, сурово хмуриться в ответ на невинную шутку и вообще довести себя до полного нервного истощения - флаг им в руки! Тем легче соберет свой урожай старуха с косой.
Хотя мужичок, назвавшийся Василием, кажется, не из пугливых. Да и компетентная Жанна - баба крепкой закваски. Как они, интересно, сюда попали? И Василий, и Жанна, и пугливая неприветливая Соня, и надутый индюк Виктор Степанович?
История падения самого Джокера была незатейлива. Классика жанра, если угодно. Милый беспечный молодой человек, везунчик по жизни, пал жертвой рулетки. Фортуна, подразнив его немного, вдруг решительно повернулась спиной, а он даже не заметил этого, продолжая играть. И заигрался. Уверенный, что сумеет одним махом поправить свои дела, занял деньги у крутых парней под залог уже заложенной в банке квартиры. Рулетка в очередной раз сыграла с ним злую шутку, крутые пацаны предъявили законные, как им казалось, претензии на недвижимость, встретили противодействие со стороны банка и поставили Джокеру ультиматум: или он в течение двух месяцев возвращает долг, или его ждет на редкость неприятная преждевременная кончина. Тогда он впервые в жизни по-настоящему струхнул. Но фортуна тут же смилостивилась - ему на глаза попалось объявление в газете. На волне удачи Джокер прошел отборочный тур и попал в число счастливчиков, премированных поездкой на этот остров и деньгами, которые с лихвой перекрывали его долг бандитам и даже банку. Теперь оставалось только вернуться с экскурсии живым, получить щедрые премиальные, и все будет путем. Ну, а если не повезет - что ж, все равно его судьба окажется менее трагичной, чем прочили распальцованные.
А как обстоит дело у других? В какую задницу загнала их жизнь, если они очертя голову кинулись вербоваться в солдаты удачи? Ни Жанна, ни Василий, ни хмурая робкая Соня, ни начальственный Виктор Степанович не походили на азартных игроков. До такой степени не походили, что было вообще непонятно, как им удалось пройти тесты, предложенные организаторами этого подпольного кроваво-развлекательного бизнеса. Только в нервозной Мадонне угадывалась прожженная особа, способная рискнуть головой из примитивной алчности, приправленной легкомыслием. Остальные производили впечатление людей основательных, то есть обремененных целой прорвой моральных принципов и запретов. Что заставило их принять участие в затее, которая наверняка кажется этим "праведникам" апофеозом безнравственности?
Ну вот, пожалуйста, еще одна! Заносчивая красотка из числа чистеньких, аккуратных, правильных девочек, которых в школе дразнят воображалами. Пришла, встала поодаль, под шатер не заходит, смотрит брезгливо, будто на отбросы общества. А сама-то ты чем гордишься? Или не ставила подписи на договоре, гарантирующем тебе двести штук евриков в обмен на обязательство убивать, если выпадет такой жребий? Нет, голубушка, мы все теперь одним дерьмом мазаны, что бы нас ни довело до жизни такой. Ну что, поняла, как глупо выглядишь? Надумала присоединиться к товарищам по несчастью? Вот так-то лучше! А голос у тебя очень даже ничего - приятный, мелодичный.
- Добрый день, если, конечно, он для вас добрый. Вы, наверное, уже успели познакомиться? Меня зовут Маргарита. Можно Марго.
Номер седьмой
Она должна взять себя в руки. Должна улыбаться, очаровывать, демонстрировать интерес, внимание, сочувствие, симпатию. Ни в коем случае не показывать им, что считает себя лучше. В глазах голых обезьян это непростительный грех, едва ли не самый страшный. Голые обезьяны обожают чувствовать себя важными и значительными, а потому любят слабых и зависимых. Завоевать их легче легкого. Всего-то и нужно, что смотреть им в рот, поддакивать каждому слову и выражать восхищение.
Беда в том, что она так и не сумела этому научиться. Сначала просто не видела необходимости. С какой это стати она - умная, красивая, одаренная - должна изображать из себя ничтожество? И перед кем? Захудалый городишко в Псковской области, откуда она родом, населяли сплошь пьяницы и дегенераты. В лучшем случае - примитивные обыватели, способные думать только о ценах, зарплате и огороде. Могла ли она с ее талантами и устремлениями испытывать к ним хоть какое-то уважение?
Хотя если по умному, то стоило притвориться. Ее очевидное превосходство выводило окружающих из себя и создавало ей массу проблем. Учителя придирались к каждой букве в ее тетрадях, а заслуженные "пятерки" ставили, скрипя зубами. Класс гоготал, как стадо дебильных гусей, над каждой ее оговоркой, каждой неудачной фразой. Мальчишки-одноклассники вечно норовили сунуть какую-нибудь пакость в ее портфель или в парту. Девчонки на одно ее появление реагировали издевательскими репликами - глупейшими, но все равно обидными. "Посмотрите-ка, наша королева явилась! Эй, кто-нибудь! Расстелите, что ли, коврик, не то навернется. Ишь, как нос задрала!" Преподаватели музыкальной школы не спускали ей ни одной неверной ноты, ни одной лишней паузы. На концертах во время ее сольных выступлений неизменно случалась какая-нибудь неприятность. То погаснет свет, то откажут динамики, то упадет что-нибудь с грохотом, то на публику нападет приступ неудержимого кашля.
Ее никто никогда не жалел. Даже если она пропускала занятия по болезни, учителя норовили поймать на незнании пропущенного материала и с удовольствием вкатывали "пару". За нее никто никогда не заступался. Ее никто не поддерживал. Даже мама, называвшая ее когда-то своей умницей, красавицей, своей милой малышкой, не сказала ни одного ласкового слова с тех пор, как дочери исполнилось двенадцать. "Не понимаю, на что ты жалуешься. Сама же делаешь все, чтобы нажить себе врагов. Нельзя быть такой высокомерной. Люди этого не прощают".
Как будто она нуждалась в прощении! В понимании - может быть, но на понимание в этом отстойнике рассчитывать не приходилось.
Что ж, она научилась обходиться без понимания. Даже извлекать пользу из общей неприязни. Ей не прощают слабостей? Значит, нужно быть сильной. Не делают скидки на недомогание, усталость, объективные трудности? Значит, нельзя и самой себе делать скидки. Не любят высокомерия? Обойдется она без их любви. Чего стоит любовь, которую выдают, как сдачу, в обмен на лесть, заискивания, раздувание чьего-то самодовольства?
Впрочем, нашелся один человек, который полюбил ее просто так, не требуя ничего взамен. Его единственного не уязвляли ее честолюбивые устремления, ум и одаренность. И он, пожалуй, понимал ее. Во всяком случае, поверил в ее талант, в ее счастливую звезду и не пытался привязать к себе, сделать пленницей постылого городишки.
Но именно с ним судьба обошлась особенно жестоко. Его забрали в армию здоровым симпатичным парнем, а вернули безногого полуслепого калеку с лицом, обезображенным жуткими шрамами.
Тогда - единственный раз за все годы в проклятом городишке - у нее возникло мимолетное искушение остаться. С ним. Но он выдержал свою благородную роль до конца. Сказал: "Не думай даже! Зачем нам две загубленные жизни вместо одной? Без цели, без смысла, в нищете. Через пару лет мы просто сопьемся и возненавидим друг друга. Уезжай. Станешь звездой, разбогатеешь, тогда и подумаем, как быть со мной. Я вот тут стихи начал писать. Посмотри, может, сгодятся на музыку положить? Прославишься, споешь несколько моих песенок - глядишь, и я как-нибудь проснусь знаменитым".
Только он один и знал, что она мечтает стать певицей. Эстрадной звездой уровня Земфиры, не меньше. Он тоже считал, что у нее все данные для такой карьеры - голос, слух, музыкальное образование, желание и умение работать, целеустремленность, высокие требования к себе. У кого из мальчиков и девочек, ежедневно насилующих наш слух вокальными экзерсисами в радиоэфире, есть хотя бы половина этих качеств? А она не собиралась ими довольствоваться. Наоборот, считала, что находится в самом начале пути, что ей нужно многому еще научиться: заняться пластикой, дикцией, бальными танцами, закончить музыкальное училище по классу вокала, придумать себе оригинальный, ни на кого не похожий имидж, подобрать репертуар...
Музыку она собиралась писать сама, у нее уже было несколько вполне симпатичных композиций - мелодичных и легко запоминающихся, таких, какими и должны быть популярные песенки. А вот со словами возникли сложности. Стихи ей никогда особенно не давались. Выходили какими-то плоскими, пресными, безжизненными. Может, и получше той пошлятины, что навязчиво звучала из динамиков музыкальных ларьков (девчонки--юбчонки, котенок--ребенок, звезда--она), но для культового автора-исполнителя откровенно слабы. Использовать стихи признанных поэтов? Они либо слишком известны, чтобы сделать из песни сенсацию, либо слишком витиеваты, либо немузыкальны. Настоящим хитом может стать только простая песня, с прозрачным смыслом, понятными знакомыми образами, близкими сердцу любого слушателя, включая самых неотесанных. Но и стихи, и мелодия должны быть своеобычными, перепевы и подражания тут не годятся.
Дешевенький блокнот, прощальный дар безногого солдата, к ее удивлению и радости, принес решение проблемы. Она нашла там два десятка стихотворений, очень простых и по форме, и по содержанию, но производивших сильное впечатление. Очень искренние, очень душевные и печальные, они задевали самые глубокие струны сердца, рождая отзвук, от которого бежали мурашки по коже. Точно подобранные слова легко запоминались и легко всплывали в памяти, стоило задуматься о жизни и смерти, счастье и одиночестве, человеческом бессилии в противостоянии судьбе, скоротечности и хрупкости прекрасного.
В общем, именно о таких стихах для своих песен она мечтала. Теперь у нее было все необходимое для удачного дебюта, - так ей, во всяком случае, казалось. Уложив в большой чемодан одежду, обувь, пару концертных платьев, аттестат, свидетельство об окончании музыкальной школы, дипломы и грамоты, полученные за участие в местных музыкальных фестивалях и конкурсах, учебники, ноты, заветный блокнот и носовой платочек с деньгами, скопленными матерью за два года, она отправилась в Москву.
Знакомство со столицей вызвало у нее оторопь, почти шок. Конечно, отправляясь туда, она понимала, что это огромный город, живущий по особым, непривычным законам, но все равно оказалась совершенно неготовой к его масштабам и темпам. А главное - к его полнейшему бездушию. Здесь никому ни до кого не было дела. Когда она обращалась к прохожим с каким-нибудь вопросом, люди пробегали, не останавливаясь, скользя по ней безучастным взглядом. Их глухота и слепота наводила ужас. Казалось, можно закричать, упасть, забиться в припадке, умереть, и никто этого не заметит. Любое проявление участия - улыбка, заинтересованность во взгляде, ласковый тон - воспринимались здесь, словно сигнал об опасности: с нее хотят что-то поиметь. Ее счастье, что она, необщительная по натуре, шарахалась в сторону от этих доброжелателей, иначе ее обобрали бы до нитки. Две девицы из числа тех, с кем она поступала в Гнесинку, в тоске по домашнему теплу попались на удочку таких вот ловкачей, а потом долго лили горькие злые слезы.
Но опасности гигантского города-чудовища, острое ощущение несовместимости с ним, своей безнадежной провинциальности и одиночества были малой частью огорчений. К одиночеству она привыкла, к новым условиям жизни надеялась привыкнуть со временем, а вот привыкнуть к мысли, что она, возможно, ошиблась в призвании, слишком высоко замахнулась в мечтах, оказалось ей не по силам. Она гнала от себя назойливое подозрение, заглушала его, как могла, но оно возвращалось.
Потолкавшись по приемным комиссиям, послушав разговоры абитуриентов, оценив их игру и пение во время подготовки к творческому конкурсу, она с ужасом поняла, что теряется на их фоне. Это там, в своем городишке, она имела все основания считать себя звездой. Среди юных музыкантов, штурмовавших столичные вузы, ее таланты выглядели весьма скромно. Многие кандидаты в студенты были вундеркиндами, победителями и лауреатами всероссийских и даже международных конкурсов, их исполнительское мастерство ошеломляло, вызывало зависть и чувство собственной несостоятельности. Конечно, можно было говорить себе, что ее талант ничуть не меньше, просто техника не такая блестящая, а техника - дело наживное, но верилось в это слабо. Что касается остальных достоинств, то большинство абитуриентов не уступали ей ни в трудолюбии, ни в усидчивости, ни в целеустремленности. Да и внешностью многих бог не обидел. Вдобавок, чуть ли не половина поступавших были детьми музыкантов, знакомых с педагогами училища лично или через друзей и коллег.
А конкурс-то тридцать человек на место, и рассчитывать можно было лишь на чудо. Но чуда не произошло, она срезалась на втором отборочном туре. Удар при всей его предсказуемости оказался очень болезненным. На нее навалилась депрессия, сопровождаемая полным физическим бессилием. Необходимость принимать решения, действовать, хоть как-то шевелиться приводила в отчаяние. Истратив почти все деньги, она сняла на два месяца комнату в общежитии и месяц провалялась на койке лицом к стене. Время от времени ей удавалось заставить себя дойти до магазина, купить что-нибудь поесть, но эти редкие вылазки отнимали у нее последние силы.
Депрессия кончилась внезапно. На четвертый день после похода в магазин, где были потрачены последние рубли, она проснулась от голода - злая, но энергичная. Есть хотелось безумно, денег не было, договор об аренде комнаты истекал через несколько недель. Подыхать от голода под забором в ее планы не входило, а в добрых самаритян она не верила, поэтому необходимо было срочно что-нибудь предпринять.
Проблему с питанием она решила, подрядившись мыть посуду в ближайшей столовке. Взяли ее неофициально, денег не платили совсем, зато кормили полным обедом и снабжали скромным "сухим пайком" - хлеб, масло, чай, сахар, иногда - кусочек сыра или колбасы. Она догадывалась, что ее бессовестно эксплуатируют, что обед, который ей выдавали под видом величайшей милости, предназначался помойному бачку, а продукты "на вынос" оплачивают, не ведая того, обманутые клиенты. Догадывалась, но не возражала, потому что возня с тарелками и кастрюлями обеспечивала ее пищей на целый день, а занимала всего два часа, позволяя остальное время тратить на поиски постоянной работы. Правда, еще около часа уходило на сбор бутылок, ведь ей нужны были деньги на проезд и покупку журналов с объявлениями о вакансиях.
Вспоминая о поисках работы, она всегда непроизвольно стискивала кулаки. Сколько пришлось вынести унижений и разочарований! Все объявления, приглашавшие молодых красивых девушек, желающих сделать карьеру в модельном или шоубизнесе, в действительности означали предложение заняться проституцией в той или иной форме: позировать для порносъемок, раздеваться на публике в ночных клубах и стриптиз-барах и, само собой, оказывать "эскорт-услуги" важным клиентам. После каждого собеседования с авторами таких объявлений, она долго не могла отделаться от ощущения, будто на нее вылили ушат дерьма. Вакансии же, не подразумевавшие торговли телом, предлагались либо квалифицированным специалистам со стажем, либо людям, согласным на тяжелую, неинтересную, бесперспективную работу, которая не оставила бы ни времени, ни сил на образование, получение хорошей профессии и даже поиски другого, более престижного места.
Она долго противилась самой мысли о том, что позволит использовать себя как дешевую рабочую силу, но в конце концов капитулировала. Устроилась торговать поддельной французской косметикой на рынке. Успокоила себя обещанием, что это ненадолго, что она уволится, как только поднакопит деньжат и обеспечит себя жильем хотя бы на полгода, а там подыщет что-нибудь получше. Но время шло, а перемен к лучшему не предвиделось. Незапланированные траты съедали сбережения: приходилось то покупать сапоги взамен прохудившихся, то раскошеливаться на врачей и лекарства из-за внезапной простуды, то срочно пополнять гардероб теплой одеждой из-за ранних морозов. Данный себе зарок ежедневно заниматься музыкой она постоянно нарушала - после десяти-двенадцати часов торговли не до музицирования. Она чувствовала, что опускается, грубеет, теряет кураж.
Только одно и мешало ей превратиться в тупую покорную рабочую скотину. Ненависть. Она ненавидела свинью-работодателя, который орал на нее по любому поводу, штрафовал даже за пятиминутное опоздание и взыскивал каждую копейку недостачи. Ненавидела хамоватых покупательниц и вороватых девиц, тянущих с прилавка все, что плохо лежит. Ненавидела владельцев соседних лотков - похотливых азеров, которые не оставляли попыток затащить ее в постель. Ненавидела товарок-продавщиц за их глупые постылые разговоры и однообразные жалобы, что повторялись изо дня в день. Ненавидела рыночных контролеров и проверяющих с их бесконечными поборами. Ненавидела москвичей - за то, что им не приходилось выкладывать львиную долю заработка на оплату жилья. Ненавидела всех и вся - за свои разбитые надежды.
Ненависть питала ее внутреннее сопротивление, не давала махнуть на себя рукой окончательно. Но платить за это приходилось дорогой ценой. Окружающие чувствовали ее неприязнь и отвечали тем же. Ее унижали, над ней насмехались, о ней злословили. За восемь лет жизни в Москве не нашлось никого, с кем она могла бы поговорить откровенно, посоветоваться, кому могла бы поплакать в жилетку и не нарваться на злорадство. В душе она понимала, что вредит себе неумением скрывать чувства. Ее жизнь была бы проще и приятнее, если бы она научилась играть в любимые обезьянами игры: подлаживаться, проявлять участие, интерес, дружеское расположение. Но лицемерие требовало больших душевных затрат, а ее душевные силы без остатка уходили на борьбу с трясиной, которая грозила затянуть ее с головой.
Сил и так с каждым годом оставалось все меньше. Трясина побеждала. Все реже на нее накатывали приступы лихорадочной активности, когда она бросалась скупать газеты и журналы с объявлениями о работе, обивала пороги студий, обзванивала фирмы. Еще год-два, и она, скорее всего, перестала бы рыпаться окончательно... Но Бог миловал. На глаза попалось необычное объявление.
Она сразу поняла: это ее последний шанс. Последняя возможность сделать рывок, переломить судьбу, добиться того, о чем всегда мечтала. И плата ее не заботила. Любой каприз за ваши деньги, исключается только секс! Вероятно, придется убивать? Да с радостью! Она бы уничтожила половину населения страны, дай ей только волю. Опасно? Можно самой лишиться жизни? Ерунда! Разве это жалкое прозябание похоже на жизнь? Без надежды, без цели, без амбиций она так и так превратится в труп, только и радости, что в ходячий.
А если ей повезет, если она выйдет из этого смертельного побоища победительницей, ее жизнь заиграет новыми красками. С четырьмя сотнями тысяч евро она раз и навсегда решит проблему с жильем, наймет профессионального аранжировщика, обратится в хорошую студию звукозаписи, запишет свой первый альбом. И, быть может, сделает видеоклип. Хотя с клипом, наверное, ничего не выйдет. На профессиональную съемку она, может, и наскребет, а вот на эфир - нет. Минута телевизионного времени стоит уйму денег. За прокрутку клипа в нескольких самых популярных музыкальных программах с нее сдерут, наверное, не меньше миллиона. Но чем черт не шутит - вдруг, он у нее будет, этот самый миллион. Если она единственная останется в живых, весь призовой фонд достанется ей. И тогда...
Ладно, помечтать она еще успеет. Сначала нужно выжить, а для этого ей придется завоевать расположение этих выродков. Иначе они приговорят ее при первом же голосовании. Ты уже настроила их против себя, не потрудившись сделать приятное выражение лица. Теперь изволь исправлять ошибку. Улыбайся же, королева Марго, улыбайся, твою мать!
Номер восьмой
Он намеренно пришел к месту сбора за три минуты до начала инструктажа. Знакомство, общие разговоры, игры в цивилизованных людей - к чему все это? Чем меньше личных контактов, тем проще воспринимать соперника как абстрактное препятствие на пути к собственной цели. Если видишь в жертве индивидуальность с присущим только ей набором характерных черт, вкусов и привычек, если, избави Боже, связан с ней личными отношениями, рука в решительную минуту непременно дрогнет, и жертвой, вполне вероятно, станешь ты сам.
И дело вовсе не в велении совести и прочей высоконравственной чуши, о которой так любят порассуждать моралисты. Запрет на убийство себе подобных имеет вовсе не нравственную природу, но биологическую. Как только противник обретает в твоем восприятии признаки человеческой личности, ты уже не можешь игнорировать тот факт, что он представитель твоего вида, и твое собственное животное начало воспротивится убийству. Звери, вопреки расхожему представлению, склонны к насилию в гораздо меньшей степени, чем люди. В частности, потому что не умеют абстрагироваться.
А еще у зверей нет высоких идеалов. Они не ведут крестовых походов, священных войн, не сражаются за идею. Как говорится в песенке, "ни макаку, ни собаку, ни бобра, ни осетра на врага переть в атаку не заставишь за ура". Люди же способны так накрутить себя во имя высшей цели, что их иной раз и заставлять не приходится - сами кидаются под пули и сеют смерть, переступая через собственную природу, попирая биологические законы.
В этих-то чисто человеческих свойствах - умении абстрагироваться и подчинять животные инстинкты отвлеченной сверхзадаче - он видел свое главное преимущество. И надеялся, что никто другой из новоявленных ассасинов такого преимущества не имеет. Да, соперники принадлежат к тому же виду, но их действия подчинены животному началу, а значит, можно ожидать, что уникальные способности гомо сапиенса останутся невостребованными.
Взять, к примеру, это сборище. Люди знают, что их привезли сюда, с тем чтобы они убивали друг друга. И что же? Высаженные на остров и предоставленные самим себе, они и не подумали изучить местность или понаблюдать за противником из укрытия. Нет, они немедленно сбились в стаю, хотя разумом прекрасно понимают, что должны держаться друг от друга подальше. Это ли не типичное поведение приматов, ведомых инстинктом, который твердит им: смертельная опасность исходит откуда угодно, только не от представителя твоего вида. Обезьяна не убьет собрата даже в драке за территорию или самку - собственно, дело и до драки-то редко доходит, а уж если дойдет, то все закончится миром, как только более слабый признает себя побежденным. Истина, заложенная в генах предков-приматов миллионы лет назад, для этих горе-убийц сильнее доводов рассудка. И теперь, после того как они перезнакомились, вступили в какие-то, не важно какие, отношения, животное, сидящее в каждом из них, взбунтуется, если дело дойдет до смертельной схватки. Это во-первых.
Во-вторых, мотивы, которые их сюда привели. Десять к одному, что это мотивы загнанной в угол крысы. Трудно представить, что люди, согласившиеся убивать и подвергнуть опасности собственную жизнь ради больших денег, руководствуются высокими идеалами. Или даже азартом сродни тому, что толкает на смертельный риск солдат удачи. Солдатами удачи становятся, как правило, профессионалы, уже наученные убивать и почувствовавшие вкус к этому делу. В каком-то смысле люди с поломанной психикой. А здесь, если верить организаторам, собрались дилетанты без каких бы то ни было психических отклонений. Что толкнуло их на заключение этого ненормального контракта? Вероятнее всего, отчаяние обреченности. Они во что бы то ни стало должны раздобыть крупную сумму, иначе или погибнут, или потеряют нечто такое, без чего не представляют себе жизни. А это значит, что руководит ими инстинкт самосохранения. Другими словами, балом правит то самое сидящее в подсознании животное, которое подчиняется общим биологическим законам.
У него же особый случай. Его привела на этот остров Идея. Высокая цель, которая оправдывает любые средства. Ради ее осуществления, ради хотя бы попытки ее осуществления он без раздумий пожертвует и собственной, и чужими жизнями. Чужими - охотнее, чем собственной, потому что с его смертью Цель никогда уже не будет достигнута. Он потратил почти десять лет, убеждая, доказывая, пугая, взывая к разуму и чувствам соотечественников, пытался найти могущественных и состоятельных единомышленников, но все тщетно. Никто не верил в его мрачное пророчество, никто не захотел к нему прислушаться и сделать хоть что-нибудь для предотвращения бедствия. Немногочисленная группка сторонников, которых ему удалось навербовать, не обладала достаточными средствами и влиянием, чтобы донести до широких масс информацию о масштабах нависшей над обществом катастрофы. Не говоря уже о средствах и влиянии, необходимых для реализации его Проекта...
Ему было всего шестнадцать, когда мать, директор московской школы, вернувшись с совещания в управлении образования, в числе прочих новостей упомянула, что по статистике девяносто процентов детей, рождающихся в столице, имеют врожденные дефекты. И это еще не самая страшная цифра. В среднем по стране она составляет девяносто пять процентов, а в некоторых регионах доходит до девяноста восьми.
Его, впечатлительного подростка-идеалиста, обуял ужас. Всего пять процентов здоровых людей, способных приносить полноценное потомство! Девяносто пять процентов настоящих или потенциальных инвалидов! Это же вымирание! Русские обречены! Некогда великий народ стоит буквально на пороге исчезновения.
Тот день стал для него поворотной вехой. Он больше не мог думать ни о чем, кроме злосчастной судьбы, которая вскоре постигнет его соотечественников. Он говорил об этом с каждым, кто был готов его слушать. Он стал одержимым. Он закопался в специальной литературе по генетике, наследственным болезням, биохимии, экологии. Он поступил на биофак второго медицинского и все годы учебы работал как каторжный, пытаясь найти выход.
И он его нашел. Точнее, выяснил, что его нашли уже давно.
В начале двадцатого века несколько вполне серьезных ученых озаботились проблемой улучшения породы человека. Казалось бы, что может быть естественнее? Селекционеры веками выводили новые породы животных и растений, все более приспосабливая их к человеческим нуждам. Почему бы не попытаться вывести человека с заложенными уже в генах качествами, столь ценимыми обществом: идеальным здоровьем, высоким интеллектом, ярким талантом в какой-нибудь определенной области - математике, химии, медицине, музыке и так далее? Так родилась евгеника, наука, которая открывала перед человечеством невиданные перспективы.
К несчастью, ей с самого начала не повезло. Первым делом на исследователей - основателей и пропагандистов молодой науки - обрушились религиозные лидеры всех мастей. Эти мракобесы объявили евгенику недопустимым вмешательством в дела Божьи, а ее сторонников обвинили в дьявольской гордыне и прочих смертных грехах. Послушная паства, как водится, бездумно приняла доводы пастырей, и в представлении реакционного большинства евгеника стала едва ли не орудием Сатаны.
Потом некоторые нечистоплотные деятели воспользовались евгеникой для "научного" обоснования своих националистических взглядов. В Америке были опубликованы явно сфальсифицированные результаты исследований, доказывающие ущербность "цветных", - а помимо латиноамериканцев, негров, мулатов, индейцев и метисов к ним отнесли еще и славян, и евреев, и итальянцев, - по сравнению с беспримесными англосаксами. Согласно приведенным в статьях данным, подавляющее большинство "цветных" являются носителями наследственных заболеваний, сопровождаемых психическими отклонениями, такими как слабоумие, склонность к алкоголизму, наркомании, асоциальному поведению. Поскольку Америка в те годы была заражена расизмом, статьи вызвали нездоровое оживление среди WASP-элиты, потребовавшей принудительной стерилизации цветных, попавших в поле зрения полиции. Естественно, либеральная часть Америки встала на дыбы. Когда в газеты попала история о молодой незамужней мулатке, которую стерилизовали после насильственно сделанного аборта, в стране вспыхнул грандиозный скандал, который в числе прочего подмочил репутацию евгеники уже в глазах вполне прогрессивно настроенной публики.
Окончательно молодую науку опорочили нацисты, использовав ее как базу для своей идеологии. После поражения гитлеровской Германии само слово "евгеника" прочно связалось в сознании обывателей с концлагерями, газовыми печами и чудовищными медицинскими экспериментами.
Да и в наше время разговоры о евгенике в среде ученых медиков, биологов и просто интеллигентов считаются чем-то неприличным. А большая часть обывателей о ней и слыхом не слыхивала. Между тем ее цели исключительно разумны, а методы просты и эффективны. Особенно теперь, когда расшифрован геном человека.
Не говоря уже о том, что идеей своего Проекта он обязан именно евгенике. Не наткнись он в свое время на старый медицинский журнал с посвященной ей разгромной статьей, еще неизвестно, когда бы его осенило. Хотя решение вроде бы лежало на поверхности.
Выявить те самые пять процентов генетически здоровых русских, поместить их в специальные клиники-фермы в экологически чистых районах страны и принудить к интенсивному размножению. Пять процентов от ста двадцати миллионов - это шесть миллионов. Больше половины из них - женщины. Детородный период у человеческой самки длится примерно тридцать пять лет. За это время здоровая особь способна родить до пятидесяти детей, ведь с каждой новой беременностью возрастает вероятность появления двойни или тройни. Высококвалифицированные акушеры, работающие в клиниках-фермах, создадут идеальные условия для вынашивания плода и исключат смертность в родах, а медики прочих специальностей позаботятся о здоровье маток и потомства в дальнейшем. Строгий режим питания и правильный образ жизни на "фермах" сведут к минимуму риск генетического поражения плода, а если несчастный случай все же произойдет (скажем, из-за космического излучения), генетический анализ выявит отклонения еще в утробе, и беременность вовремя прервут.
В общем, учитывая, что лет через двадцать начнет рожать уже новое поколение "фермерских", за семьдесят лет нынешняя численность населения будет восстановлена. Но это будет здоровое, активное, на сто процентов трудоспособное население. Генетические уроды, пьяницы, наркоманы, сифилитики, СПИДоносцы, а также сердечники, гипертоники и прочие хроники к тому времени вымрут, не оставив потомства.
Правда, последний пункт программы отдает фашистским душком. Реабилитировать идею стерилизации больных будет очень трудно. Без нагнетания страстей и хорошей массовой истерики тут не обойдешься, а массовая истерика всегда чревата непредвиденными осложнениями. Ладно, вопрос о стерилизации можно пока не поднимать. Конечно, медицинское обслуживание и содержание инвалидов обходятся государству в миллиарды рублей, которые очень и очень пригодились бы для реализации Проекта, но на начальном этапе деньги, вероятно, придется поискать в другом месте.
Огромные, между прочим, деньги. Строительство "ферм", высококлассное медицинское оборудование, привлечение квалифицированного персонала, оснащение лабораторий для выявления генетически здоровых производителей, жизнеобеспечение маток и их потомства, охрана, транспорт, дороги потребуют таких расходов, что никакой бюджет не выдержит. Сумма от четырехсот тысяч до миллиона евро, которую он получит от устроителей этого скандально-кровавого шоу, если останется в живых, - капля в море по сравнению с тем, что необходимо. Но этой капли может оказаться достаточно, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки: организовать широкую кампанию в средствах массовой информации и основательно напугать население угрозой гибели нации. На волне всеобщего страха непременно всплывут новые политические лидеры, которые объявят своей целью борьбу за выживание русского народа. Их выберут в Думу, они войдут в правительство, создадут специальную комиссию. И тогда на арену выйдет он со своим Проектом. Тогда его наконец-то услышат и оценят. А главное - у русских появится надежда на будущее...
Эта надежда - его охранный знак, его талисман. Благодаря ей он обуздает свое животное начало и воспользуется арсеналом, которым природа вооружила гомо сапиенса: интеллектом, изобретательностью, навыками исследователя и охотника-одиночки, безжалостностью борца за Идею. Неужели, обладая таким мощным оружием, он не сумеет одолеть жалкую горстку авантюристов поневоле, этих неудачников, напуганных собственной смелостью, сбившихся в кучку, точно выводок осиротевших цыплят?
- Эй, молодой человек! - окликнули его из-под шатра. - Что же вы там скучаете в одиночестве? Дождь начался - вымокнете. Зашли бы под навес, поздоровались с товарищами по несчастью.
Он не ответил и даже не повернул головы. Пусть считают его бирюком или хамом, меньше будут приставать. Товарищи по несчастью, надо же! Пауки в банке - гораздо точнее. Впрочем, пауков в банке тоже можно назвать товарищами по несчастью. Только вот сами пауки вряд ли согласятся с таким определением. И правильно не согласятся, так и аппетит можно потерять. А если не сожрешь ты, сожрут тебя. Лично он предпочитает пожирать, а не быть сожранным.
- Да вы не бойтесь, мы вас не обидим, - не унимался приставала. - Выводить бойцов из строя до начала представления строжайше запрещено. Не хотите зайти, познакомиться с будущими жертвами и палачами? Ну, хоть себя назовите приличия ради.
Он собирался отмалчиваться и дальше, но заметил поднявшуюся на плато группу во главе с сухопарым господином в плащ-палатке и передумал. Теперь, когда рефери прибыл для последнего инструктажа перед боем, никто не станет втягивать его в пустые разговоры. Пожалуй, можно изобрести себе какой-нибудь псевдоним "приличия ради".
- Иеремия, - назвался он, припомнив имя самого горестного из библейских пророков. - А представление, кстати говоря, уже начинается.
Правила игры
Совершенно неподвижное лицо господина в плащ-палатке придавало ему сходство с роботом из какого-нибудь фантастического боевика. Четыре его спутника - молодые люди, втащившие под навес два тяжелых ящика, - тоже старались казаться невозмутимыми, но это им не вполне удавалось. Участники игры нет-нет, да и ловили на себе их опасливо-любопытные взгляды - взгляды притворно безразличных, а на поверку впечатлительных посетителей террариума, предназначенные особо опасным экзотическим экземплярам. Под этими взглядами "экземпляры" в большинстве своем чувствовали себя неуютно, но полное и, похоже, искреннее безразличие субъекта в плащ-палатке задевало их куда сильнее.
Господин робот остановился у почетного места - кресла-пенька, установленного во главе стола, - но сесть не соизволил. Извлек откуда-то из недр необъятного плаща кожаную папку на молнии, положил на стол, открыл, пробежал глазами по верхней странице, а потом заговорил, глядя поверх голов собравшихся.
- Все в сборе. - Голос, сухой, как мумифицированный лист, звучал бесконечно равнодушно. - Приступим.
"Бухгалтер", - быстренько поставил диагноз Джокер.
"Что за истукана к нам прислали! - мысленно возмутилась Жанна. - Понимают же, что мы испуганы, подавлены, что нервы напряжены до предела! Неужели не могли выбрать для последнего напутствия кого-нибудь почеловечнее?"
"Не поздоровался, не представился, в глаза не смотрит, - расстроилась Соня. - Мы для него точно и не люди. Даже не преступники, а неодушевленные предметы. Трупы".
"Мерзавец! - кипел Виктор Степанович. - Самодовольный прыщ без капли сочувствия! Ничего, выберусь отсюда, уж я постараюсь, чтобы и тебя жизнь за яйца ухватила! Ты у меня еще вспомнишь, как сегодня носом крутил!"
"Эх, жаль, что этот хмырь не играет с нами! - мечтательно подумала Мадонна. - Я бы его первым шлепнула..."
"Еще один хозяин жизни, - вынесла свой вердикт Марго. - Ненавижу!"
"А ведь он боится! - неожиданно догадался Василий. - Мы для него - опасные безумцы, неуправляемые и непредсказуемые".
И только Иеремию манеры распорядителя оставили безучастным. Ему было ясно, что в предстоящем испытании победит тот, у кого крепче нервы, и эмоциональная вовлеченность может лишь повредить делу. Господин в плащ-палатке выполнял функцию устройства для передачи информации. По большому счету, его вполне мог заменить компьютер или радиоприемник. Так есть ли разница, как он себя ведет и что при этом думает?
- Вам уже объяснили в общих чертах, в чем заключается смысл данного м-м... мероприятия. Моя задача - огласить правила состязания и штрафные санкции за их нарушение, а также ответить на ваши вопросы, если таковые возникнут. По окончании инструктажа всем участникам будет выдана памятка с перечнем правил.
Итак, сначала о жеребьевке. В этом пакете (тут господин робот вытащил из складок плаща холщовый мешочек и поднял его над столом) лежат восемь запечатанных конвертов. Шесть из них пусты, а в двух лежит по небольшому листу тонкой рисовой бумаги. Конверты достаточно плотные, поэтому определить на ощупь или на просвет, каково их содержимое, невозможно. Каждый из вас вытянет по конверту и уединится в лесу, с тем чтобы его распечатать. Тот, кто найдет внутри рисовую бумагу, по условиям игры получит статус киллера. Сообщать кому бы то ни было о своем жребии строго запрещено. Мои помощники (он кивнул в сторону парней с ящиками, устроившихся на дальней от стола скамье) проследят, чтобы у участников не было возможности подглядеть друг за другом. Рисовую бумагу, если она обнаружится внутри, следует съесть, а конверт в закрытом виде передать мне или моим помощникам. Мы бросим их в заранее разведенный огонь. Таким образом, статус каждого игрока будет известен ему одному. Задача...
- А на хрена нам лопать бумагу, если конверты все равно спалят? - перебила инструктора Мадонна. - Или ваши мальчики могут сунуть туда нос и раззвонить всем, чего увидели?
- Бумагу рекомендуется съесть во избежание досадных случайностей, - не глядя на девицу и не меняя тона, ответил господин в плащ-палатке. - Она может выскользнуть из конверта или как-то проявиться при сгорании, например, другой фактурой или цветом пепла. А вопросы в целях экономии времени я бы попросил задать потом. Возможно, после моего выступления в них отпадет нужда. Продолжаю. Задача каждого из двух киллеров - тайно уничтожить как можно больше участников игры. Способы убийства - исключительно контактные. Яд, огнестрельное оружие, метательные орудия и технические приспособления-ловушки запрещены.
- Как же прикажете убивать?! - возмутилась Мадонна. - Голыми руками, что ли? Так это мужикам сплошная выгода, а нам заранее в белые тапочки можно переобуваться! Как я вам такого бугая голыми руками завалю? - Она ткнула пальцем в корпулентного Виктора Степановича.
- При подборе участников строго соблюдался принцип равенства возможностей, - продолжал вещать бесстрастный, как автомат, инструктор. - Те, кто имеет преимущество по части физических данных, уступают другим в скорости реакций, агрессивности или в интеллектуальных способностях. Кроме того, я вовсе не говорил, что киллеры не могут воспользоваться оружием. Нож, топор, камень, дубинка, мешок с песком, цепь, веревка и тому подобные средства остаются в его распоряжении. Не говоря уже о факторе внезапности.
- А жертвы имеют право защищаться? - дрогнувшим голосом спросила Соня.
Безучастность оратора как будто дала трещину. Хотя говорил он по-прежнему сухо и отстраненно, а физиономия оставалась каменной, девушка была удостоена пристального взгляда, от которого ей почему-то захотелось спрятаться под стол.
- Я бы все-таки попросил не перебивать. К правам жертв, или, условно говоря, "мирных граждан", я скоро перейду. Но сначала закончим с киллерами. Каждый киллер может совершить не больше одного убийства за день, за исключением тех случаев, когда на него нападет другой киллер. Началом нового дня считается время ноль-ноль часов, ноль одна минута. Объект нападения вне зависимости от своего статуса получает право на убийство из самозащиты. Подчеркиваю: убить, защищаясь, может любой участник игры, ставший жертвой нападения. Причем для самообороны допустимо использовать любое оружие, в том числе и огнестрельное. Но нападение должно быть несомненным: случайный взмах руки, толчок или даже удар в расчет не принимаются: человек может просто поскользнуться и задеть другого в падении или потерять самообладание и затеять примитивную драку. Право на применение оружия дает только нападение, угрожающее жизни.
- Интересно, а кто должен решать, представляет оно угрозу или нет? - недовольно осведомился Виктор Степанович. - Мало ли, что кому померещится со страху.
- Решать, естественно, придется жертве нападения. Но в случае ошибки, которая приведет к летальному исходу, мнимая жертва понесет наказание. За игрой, как вы уже знаете, будет вестись наблюдение. Впрочем, об этом несколько позже. Итак, каждый участник игры имеет право на личную самозащиту. Но право на защиту имеет и "общество" в целом. Согласно условиям игры, все вы к двенадцати часам дня обязаны приходить сюда, на общую стоянку. Уважительной причиной неявки считаются только смерть или ранение, приводящее к потере способности двигаться. Собрание устанавливает потери, организует поиски пропавшего или пропавших, а затем проводит "судебное разбирательство", цель которого выявить киллера. Участники составляют список подозреваемых, учитывая все поступившие предложения, после чего проводится общее голосование. Решение о виновности того или иного игрока выносится большинством голосов без учета воздержавшихся. Например, два голоса "за", один "против" при трех воздержавшихся означают вердикт "виновен". За одно убийство можно осудить только одного человека. То есть, если за прошедшие сутки совершено одно убийство и суд вынес кому-то вердикт "виновен", судебное заседание прекращается. Осужденный приговаривается к смертной казни. Каким образом приводить приговор в исполнение, вы решаете сами.
- А если приговоренный сбежит или перестреляет "судебных заседателей"? - не сдержал любопытства Джокер.